Столица бурлила. Бесчисленные караваны направлялись туда со всех северных регионов. Охранники на городских воротах выбивались из сил, работая и днем, и ночью. Всегда легкая работа внезапно превратилась в каторгу. Пара таких служивых в свой перерыв привалились к теплой стене дома, и запивали сильно разбавленным вином обед — печеное мясо с хлебом.

— Слушай, Бранди, ты не в курсе, что происходит? — кряжистый стражник в потрепанной кольчуге решил совместить приятное с полезным — еду и болтовню.

Тощий индивидуум привычно пригладил жидкую бороденку, сделал хороший глоток из фляги:

— Не-а…

— Да хорош заливать! У тебя свояк на свояке, да и сам ты потрындеть любишь. Давай, колись, что за хрень происходит в городе⁈

— Я точно не знаю, но вспомни, что мы сейчас больше всего пропускаем?

— Ну-у-у… еду, рабов, и… и все, наверное. И что это значит?

— А подумать? Мы воюем с монахами. И вдруг начинаем запасать провиант, и рабов — считай, топливо для наших чародеев.

Кряжистый настороженно огляделся, и, поняв, что за ними никто не наблюдает, понизив голос, уточнил:

— Думаешь, готовятся к осаде?

А в это же самое время каждый третий караван с рабами, идущий в столицу, на самом деле даже не заходил в город, а огибал его, направляясь в поле, за несколько километров от городских стен. Высокая, сочная трава была безжалостно вытоптана сотнями ног. Караванщики привозили «товар» и отправляли рабов в грубый загон, наскоро сделанный из подручного леса. А оттуда, небольшими партиями по пять человек, воины тычками и криком приводили невольников на окраину поляны. Тут уже властвовали чародеи Крови. Оборванных, изможденных людей с давно потухшим взором сноровисто привязывали к каменным артефактам. Слаженная работа одаренных, привычно отрабатывающих кровавую процедуру — и всего через десяток минут рабы теряли всякий разум во взгляде. А кровь внутри начинала бурлить настолько сильно, что вены проступали очень отчетливо. Мало того, кое-где кожа, не выдержав, рвалась, но красная жидкость, наплевав на здравый смысл, не спешила покидать человеческие тела, продолжая течь, как будто вены все еще были в порядке.

Дальше каждого обработанного таким образом поворачивали лицом на юг, и, окутав новым заклинанием, отпускали. Раб начинал двигаться вперед. Первые шаги были неуклюжие, как будто он внезапно разучился ходить, но еще смутно помнит, как это должно быть. Потом, постепенно движения становились все ловчее и быстрее… Километров десять спустя они уже мчались во весь опор, ничуть не уступая диким животным. Первоначальное направление строго на юг постепенно, под влиянием местности и растительности менялось на юго-запад, или юго-восток. Если взглянуть сверху на их маршрут, то изначальная прямая расходилась веером, постепенно захватывая юг империи во всю ширь. Рабы, измененные магией Крови, не ведали ни усталости, ни жажды, ни холода. Они упрямо бежали вперед. Овраги, например, они не обходили, а ломились напрямик. Ручьи и озера тоже форсировали. Порой измененные ломали руки, продираясь сквозь бурелом, или ноги, попадая в ловушки старых кореньев, нор или камней. Но это их не останавливало — они непрерывно стремились вперед. Если не могли идти — они бежали. Не могли бежать — ползли. В течение нескольких дней, даже продолжая двигаться хаотично вперед, они начали встречать поселения людей.

Деревня Гнилушки, семьдесят километров до г. Тегиаву:

Старик Ройши сидел на лавочке, и грелся на солнце. Прошедшие годы забрали у него молодость и здоровье, оставив морщины на лице, пигментные пятна на трясущихся руках, спину, согнутую тяжелым трудом и распухшие ноги, ноющие и крутящие на непогоду. Беспощадное время забрало все, кроме острых глаз. На удивление, в свои семьдесят лет Ройши видел ничуть не хуже, чем в двадцать. С каким бы удовольствием он обменял бы хотя бы часть зрения на половину болячек, или хоть четверть… Но это невозможно. И потому, единственным оставшимся развлечением еле двигающегося старика оставалось наблюдение за деревней с любимой лавочки, у ворот. Его двор был в конце улицы, на небольшом холме, так что на виду была почти вся деревня. Впрочем, орлиное зрение тут ни при чем — в Гнилушках было всего четырнадцать дворов, и одна-единственная улица.

Странную женщину, бегущую по дороге, он увидел издалека. Подивившись на истрепанную одежду и странное поведение, он отвлекся — проклятая спина прихватила так, что только держись! Придя в себя, Ройши обнаружил женщину, выбегающую из двора, где жил охотник Никор. Вокруг нее кружилась какая-то дымка. Заинтересовавшись, старик напряг глаза, пытаясь разглядеть странное явление. Но долго разглядывать не получилось — непонятная женщина забежала в следующий двор. Оттуда донеслось несколько криков, и все стихло. И буквально через пару мгновений крики раздались уже ближе. А старик вспомнил, что у этого двора и соседнего общий забор был скорее декоративным, чем реальным — ведь там жили двое братьев, хорошо ладивших друг с другом.