Скафандр никак не хотел надеваться.

У потного, испуганного Тартуса тряслись руки. Еще на бегу к боевой рубке он на секунду задержался, чтобы отключить бо́льшую часть подсистем корабля и запустить автоматическую систему пожаротушения на нижней палубе. Установленные в стенах огнетушители начали заливать ее быстро застывающей пенистой массой, у которой было дополнительное преимущество – она значительно отвердевала при контакте с вакуумом. Если внизу дыра и утекает кислород, масса должна попасть в дыру и надежно ее заткнуть. На это изобретение он потратил множество юнитов и теперь молился, чтобы оно не оказалось еще одной дурацкой экстравагантностью – одной из многих на «Кривой шоколадке».

Где может быть та сука? Приближается ли она уже к его кораблю? Проклятая ведьма!

Казалось, будто каждый удар сердца отсчитывает последние секунды перед неминуемой смертью. Он ругался и плакал, надевая шлем, радостно помаргивавший статусными иконками. Тяжело дыша, он проверил магнитные подошвы и состояние самого скафандра. Скафандр был старый, купленный вместе с прыгуном; от него воняло потом и отфильтрованным десятки раз воздухом.

В нем он наверняка погибнет.

«Нужно успокоиться, – повторял Тартус, хватая лазерный пистолет и точечную гранату. Больше ему все равно не удалось бы ничего забрать. – Нужно успокоиться, – повторил он, направляясь к выходу из прыгуна. – Успокоиться, Напасть его дери».

Однако это было не так просто.

Его встретила темнота, но лишь временная – ее уже освещали царившие в Пепелище неестественные огни и вспышки. В секторе 32С давно не было звезды, которая могла бы его осветить, – она была уничтожена во время применения Оружия. Но свет ее, по странному стечению обстоятельств, остался – еще одна из древних загадок, связанных с технологией Машин. С одной стороны, Тартус был за это благодарен, а с другой – ощущал себя словно под прицелом.

Поверхность астероида выглядела хрупкой, хотя состояла из скалы, местами покрытой черным льдом. Гигантская глыба пережила множество ударов и на фоне своих меньших сестер оказалась в общем-то достаточно гладкой. Подошвы скафандра притягивались к ней настолько надежно, что Фим ощутил нечто вроде облегчения. Он начал удаляться от прыгуна, осторожно ступая по раздробленной реголитовой поверхности и поднимая маленькие облачка дыма и мелких камешков. Проклятый космический шлак! Если он на нем поскользнется…

Метрах в двухстах он заметил быстро идущий в его сторону силуэт. Цара! От ужаса у него перехватило дыхание, и он начал нервно озираться в поисках хотя бы одной возвышенности, за которой можно было спрятаться. Взглянув на мгновение вверх, он увидел Пепелище – сквозь неостекло и на экранах мониторов оно выглядело не столь грозно. Время от времени астероид, которому предстояло стать его могилой, лизали языки голубых молний, удерживая каменную глыбу в ленивом бессмысленном полете по постоянной траектории Тестера.

Внезапно в жуткой тишине космоса в поверхность возле его ног ударил красный лазерный пучок. Фим, однако, услышал шипение и грохот столь же отчетливо, как и собственный запертый в небольшом пузыре шлема крик. Он попятился, отброшенный назад трескающимися фрагментами астероида. «Она целила в ноги, – понял он. – Она хочет меня обездвижить… а потом отнести на „Кривую шоколадку“, снять с меня скафандр и не спеша довершить начатое. „Ядом“ своего мужа».

Цара Джейнис ускорила шаг, справедливо решив, что выстрел будет надежнее с более близкого расстояния. Тартус достал точечную гранату, выдернул чеку и бросил почти вслепую.

Такие гранаты, в отличие от обычных осколочных, не взрывались, а схлопывались. Сопровождавшая их срабатывание магнитная сила, основанная на сконденсированной мощности антигравитонов, словно сплющивала пространство вокруг, всасывая его внутрь, – по такому же принципу функционировали гравитационные ракеты. Если бы удар пришелся в цель, тело Цары оказалось бы раздавлено в кашу. Фим, однако, не учел слабое притяжение планетоида, так что граната полетела намного дальше, в окрестности припаркованного на астероиде истребителя наемницы.

До него дошла отдаленная колеблющаяся волна, и он едва удержался на ногах. Царе пришлось хуже – она упала, а «стилет», всосанный мощью гранаты, сложился словно целлофановый самолетик. Это было только начало. Последовала вспышка – взорвался раздавленный реактор. Образовалось искрящееся полушарие, которое затем исчезло, и на них обрушилась ударная волна.

В сторону Тартуса полетело облако обломков и пыли. Его оторвало от поверхности, и он, крича, начал удаляться от планетоида, лихорадочно ища гарпун с тросом. Его ждала ненасытная пасть выжженного хаоса, и он знал, что, если он в нее попадет, ничто уже не сможет его спасти.

В это мгновение «Няня» настолько приблизилась к противнику, что выстрелила из обрекшей ее саму на гибель туннельной пушки.

Мощь неиспытанного оружия в полной мере проявила себя даже в опустошенной Машинами зоне. Высвобожденные ею частицы проникли сквозь энергетические барьеры «Барзаха» и, усиленные ядерными взаимодействиями, начали поглощать массу, превращая ее в энергию. Крейсер взорвался, но мощность самого взрыва выросла благодаря встреченной по пути материи.

Внезапно сражение утратило всякий смысл. Все – «Джаханнам», «Шуньята», «киберы» и «мухи», «Пламя» вместе с «Террой» – включили форсаж, используя любую возможную энергию, которая еще оставалась в реакторах для единственной цели – немедленного бегства из Пепелища.

Чудовищная мощь туннельного эффекта росла, сжигая астероиды и рои метеоритов. Она раздавила оказавшуюся на ее пути «Няню» – казалось, на мгновение вспыхнуло новое солнце.