– Именно так. Так что объясню один раз, чтобы мы как следует друг друга поняли. Больше повторять не буду.
– Не понимаю…
Человек, выдававший себя за Хаба Тански, вздохнул:
– Я все равно рано или поздно отсюда выйду. Вы об этом знаете, и я тоже. Главным образом потому, что вы хотите выяснить, как стереть человека из Потока и как полностью очистить его персональ. Соответственно, вы рассчитываете, что я сбегу и снова сменю личность. Что я сделаю это на ваших глазах, под плотной опекой. Вы верите, будто меня можно превратить в лабораторную крысу. Ибо вам хочется знать… И поэтому я отсюда выйду. Уже скоро.
– Да вы тут сгниете!
– Возможно. Но, скорее всего, нет. – Компьютерщик выпустил очередное облачко дыма. – Я знаю это по двум причинам.
– И каким же это?!
– Во-первых, вы дали мне неокурево в рамках дружеского хлопка по плечу. Это кое-что значит. А во-вторых, вы проделали надо мной анализ. Сегодня вы его закончите. Здесь, – он махнул в сторону папки, – наверняка какой-нибудь продвинутый «ПсихоЦифр». Я не ошибся?
– При чем тут…
– Притом-притом. – Мужчина погасил окурок и сотворил откуда-то новую цигарку. Он закурил, а Стоун вдруг понял, что проиграл. – Так что вы сделаете свое дело, а потом меня выпустите, рассчитывая, что я раскроюсь, – продолжал он. – Ибо анализ обнаружит то, что и так уже вам прекрасно известно. Нечто такое, что делает невозможным любой приемлемый договор между мной и Контролем. Нечто, из-за чего под вопросом окажется даже возможность применить пытки.
– И что же это такое?
– Вы поймете, что никто не сможет мною управлять.
Не будь Хаб Тански столь напуган, происходящее безмерно бы его развеселило.
Он видел и слышал все с уровня Сердца. Мушки в стазис-навигаторской… можно сказать, обезумели. Эрин Хакль вскочила со своего места, как и полубесчувственный Миртон. Месье застыл с распахнутым настежь ртом. У старого доктора был такой вид, будто кто-то подключил его к электросети – он что-то попискивал и подпрыгивал. Одним словом – сущий цирк и переполох.
Всех, похоже, крайне взволновала молодая и неуравновешенная Вайз. Что она натворила? Глядя на подскакивающих и жужжащих мушек, Тански начал искать Пинслип, но, уже вводя команды, понял, что это бессмысленно.
Он прекрасно знал, где она.
Эта идиотка помчалась в трюм. Запер ли его Грюнвальд? Когда они несли того несчастного стрипса, ему наверняка было не до того, и он не заблокировал дверь. Пальцы Хаба почти без участия мозга ввели команду, и на мониторе высветилась информация об открытых дверях грузового отсека. Естественно.
«Они уже бегут, – понял он. – Взволнованный Миртон, возбужденная Хакль. Мчатся так, словно их ждет годовое жалованье. Перебирают лапками, машут крылышками. Следом за ними торопится наш дорогой док, спотыкаясь и трясясь, словно в эпилептическом припадке. Они бегут к открытым дверям наверняка на собственную погибель. Наверняка думают, что всё решат, стреляя из своих карабинчиков и пистолетиков. Они ошибаются. Машина превратит их в кашу.
А мне-то, собственно, какое дело? – подумал Хаб. – Я в Сердце, откуда могу угрожать мгновенным отключением всех систем или даже взрывом этой старой жестянки. Если машина доберется до СН и попытается подключиться – я ей это позволю, а потом поджарю ее порт доступа и поговорю по душам со стрипсами. Стратегия, благодаря которой выиграют все. Может, за исключением команды».
С другой стороны, существовала некоторая вероятность, что Машина войдет в Сердце и, не обращая внимания на угрозу самоуничтожения корабля, оторвет Тански голову. Одной Напасти известно, что у нее в башке после столетий дрейфа в Глубине, даже если она была тогда отключена. Машины вроде бы не страдали послеглубинной болезнью, но кто мог бы точно утверждать, на чем основано безумие искусственного мозга? Они могли быть больны, сами о том не подозревая.