Вдруг из комнаты вышел внук Ольги, маленький черноволосый мальчишка. В руках он держал пластиковое ружье. Мальчик, прищурив глаз, нацелил дуло на Николая.

— Не целься в меня, — возмутился мужчина. — Не хватало еще лишиться глаза!

— Никита! Не целься в дедушку Колю, — вступилась Ольга за брата.

Мальчик, потупив взгляд, прижался к стене.

— Садись за стол. Сейчас будем обедать.

— На меня не накрывай, — прервал ее Николай. — Мне пора идти.

Мужчина встал из-за стола.

— Останься еще ненадолго.

— Не могу. Дел по самое горло.

— Что ж, — расстроилась Ольга, — рада была тебя повидать.

— Я тоже. А ты, — обратился он к мальчику, — слушайся бабушку.

Ольга проводила брата до двери. Пока он кутался в свое пальто, она скрылась в гостиной. Откуда донёсся ее приглушенный голос:

— Хотя бы попрощайся с ним. — Владимир ответил что-то вполголоса. — Это не обсуждается! — вспылила Ольга, и мужчина показался в прихожей.

— До встречи, — сухо произнёс он. Николай молча смотрел на него. — Нужны деньги?

Ему было неприятно просить у Владимира, и он, опустив голову, следил за тем, как зять достаёт из бумажника купюры и протягивает их ему.

— Тебе пора, — проворчал Владимир.

Николай сунул деньги в карман и вышел из квартиры. Стальная дверь захлопнулась за его спиной, словно крышка гроба. К счастью, он знал, куда пойти. Продавец молча протянул ему бутылку водки и, окатив брезгливым взглядом, взял деньги. Николай спрятал выпивку за пазухой и вышел на улицу. Морозный ветер обжигал лицо, и он, прикрывшись шарфом, поспешно направился к дому.

Неожиданно он столкнулся с кем-то. Бутылка, улучив момент, выскользнула из-под пальто и упала на тротуар. Николай посмотрел на мокрое пятно, ползущее по рыхлому снегу, и поднял глаза на девушку. Она растерянно смотрела на него.

— Извините, — еле слышно прошептала она и засеменила дальше по снегу, не обратив на Николая внимания.

И вдруг в его голове словно сверкнула молния. «Да ведь это же моя Юля!». Он еще долго смотрел, как маленькая фигурка удаляется от него, освещённая ярким зимним солнцем. Николай глубоко вздохнул — весь чёртов день был насмарку.