29

— Ты уверена, что именно здесь?

Луиза протягивает мне мамин портрет, принесенный из спальни отца. Мне пришлось остаться на диване: Соня сказала, что слабость в руках и ногах — типичный побочный эффект долгого странствия по Равнине. И — точно этого мало — голова у меня просто раскалывается. Я с новой силой сочувствую Соне — она-то ясновидица, ей постоянно приходится такое испытывать. Хотя никто не говорил этого вслух, но темнота за стеклами окна недвусмысленно дает понять: наше время на исходе. Тетя Вирджиния, Элис и Генри вернутся уже в любую секунду.

— Не совсем уверена, но настолько, насколько могу быть хоть в чем-то уверена при сложившихся обстоятельствах.

Я смотрю на изображение матери. Даже на черно-белой фотографии ее глаза не утратили глубины и напряженности, и я вспоминаю, какими живыми и страстными были они во время нашего короткого свидания на Равнине.

— Хочешь, я? — тихо спрашивает Соня.

Я качаю головой.

— Нет. Я сама.

Я переворачиваю фотографию, кладу ее на колени лицом вниз. Изящные металлические зажимы на обратной стороне легко выходят из пазов, позволяя снять с рамы тонкую дощечку. Сперва мне кажется, что под ней ничего нет — я вижу оборотную сторону фотографии и собираюсь уже сдвинуть и ее, как вдруг мое внимание привлекает что-то, застрявшее в самом уголке рамки, — между стеклом и узорной металлической оправой.

Я подношу рамку поближе к глазам.

— Что это? — не выдерживает Луиза. — Там что-то есть?

— Не пойму…

Однако мне требуется совсем немного времени на то, чтобы убедиться — там и в самом деле что-то есть. Клочок бумаги. Я вытягиваю его трясущимися пальцами — хотя сама не могу сказать, трясутся ли они от возбуждения, от страха или после недавнего странствия.

— Но… он такой маленький, — восклицает Соня. — Это никак не может быть списком!

Это и в самом деле лишь жалкий кусочек — явно оторвавшийся от уголка большого листка, однако я вовсе не так разочарована, как можно было бы ожидать. Так близко к списку мы еще не подбирались. И хотя он уже не спрятан в рамке, где мой отец его оставил, в одном я уверена точно: он был здесь.

Соня с Луизой так же притихли, как я. Разочарование слышимо повисло в нашем дыхании, во всем том, что не произнесено меж нами. И вот наконец я нарушаю это молчание, я произношу одно-единственное слово в тяжкой тишине библиотеки.

— Элис.

Я вышагиваю по библиотеке, стараясь собраться с мыслями перед тем, как бросить вызов сестре. Разумеется, я не могла говорить с ней начистоту среди всей этой суматохи по их приезде, когда тетя Вирджиния и Генри показывали покупки и делились впечатлениями дня. Я только и успела, что обменяться с Элис жгучими взглядами перед тем, как она удалилась к себе. Дальше был обед — напряженный, даром что парадный, ведь, хотя День благодарения уже прошел, в доме еще оставались гости.