Хуже того: если узнают, что книгу взял ты, и решат заняться нами… тобой…

Папа никогда его не бил, даже не шлепал, но сейчас он смотрит на Чижа так, что Чиж вздрагивает, ожидая удара. Но папа судорожно стискивает Чижа в объятиях – до того неистово, что Чиж не в силах дохнуть. Обнимает его крепко-крепко, а у самого руки дрожат.

Тут Чиж все понимает – перед ним будто дверь открылась. Вот почему папа всегда так осторожен, вот почему он заставляет Чижа ходить одной и той же дорогой, запрещает гулять одному. Вот почему он так быстро прибежал на помощь. Опасно не только изучать Китай или отправляться на поиски японских сказок. Опасно выглядеть как он, Чиж, и всегда было опасно. Опасно быть маминым сыном, сразу по нескольким причинам. Папа всегда об этом помнил, всегда готовился к чему-то подобному, всегда был настороже. Боялся, что однажды кто-то, заглянув Чижу в лицо, увидит в нем врага. Признают в нем маминого сына, по крови и по духу, и заберут.

Чиж обхватывает папу руками, и папа обнимает его еще крепче.

Тот старик в пиццерии, спрашивает Чиж с расстановкой, что он сказал?

«Он один из нас», – отвечает папа глухо, зарывшись ему в макушку, и слова его отдаются эхом у Чижа в голове. И старик прав. То есть от такого и ты не застрахован, это и с тобой может случиться.

Папа чуть отстраняется, смотрит на Чижа с расстояния вытянутой руки.

Вот почему я тебе все время твержу, Ной: не высовывайся. Не привлекай внимания.

Хорошо, обещает Чиж.

Папа идет к раковине, подставляет разбитые пальцы под струю ледяной воды. И, чувствуя, что дверца между ними еще приоткрыта, Чиж пытается просочиться в щель.

Мама любила кошек? – спрашивает он.

Папа застывает на месте. Что? – переспрашивает он, будто Чиж заговорил на чужом языке, одном из немногих ему неведомых.

Кошек, повторяет Чиж. Любила мама кошек?

Папа неторопливо закрывает кран. Почему ты об этом спрашиваешь?

Просто интересно, отвечает Чиж. Любила?

Папа окидывает быстрым взглядом комнату, как всегда, если речь заходит о маме. За окном тишина, лишь где-то вдалеке гудит сирена.

Кошек, повторяет папа, разглядывая изодранную, покрасневшую руку. Любила. Обожала.

Давно Чиж не видел у него такого пристального взгляда. Будто с глаз у него упала пелена и он разглядел в лице Чижа что-то необычное.

Мяо, произносит папа с расстановкой, – ее фамилия.

И выводит пальцем в пыли на книжной полке иероглиф: разделенный на четыре части квадрат – поле, а над ним – горизонтальная черта и две поперек.