— А ты тупой, раз с ней только потому, что она старше и вдоволь может катать тебя на своей дорогой тачке, пока твое корыто ржавеет зимой.

— С чего ты взяла что я с ней из-за этого? — Митя перешел на тон выше.

— Она тебе не подходит.

— Она не галстук! — огрызнулся друг.

Повисло молчание. К нам подошел Глеб и с опаской, как бы издалека спросил:

— Все хорошо?

— Да! — в два голоса заявили мы. Митя тяжело вздохнул и добавил: — Ты пойди лучше. Отсюда.

— Дана, тебя проводить?

— Иди отсюда, пока можешь!

И я кивнула Глебу. Пусть убирается подобру-поздорову. Как бы не был зол Митя, я была уверена, что он никогда меня не обидит и уж точно не ударит.

«Я в безопасности!»

Дождавшись когда Глеб покинет зал, Митя продолжил:

— Ты отказала мне, забыла? Хотела остаться друзьями. Я стараюсь, а теперь ты устраиваешь сцену? Как это понимать?

— Я хочу, чтобы ты был счастлив…

— Я счастлив! — Митя вскочил с места. — Прими это или убирайся из моей жизни!

Это было больнее, чем пощечина, чем удар под дых. Такие слова не тоже самое, когда мы в пять лет говорили родителям, что обиделись друг на друга до самой смерти. И клялись, что никогда-никогда не простим друг друга. А через пятнадцать минут в слезах и соплях не в силах молчать и играть друг без друга — мирились на мизинчиках.

Я смотрела, как угрюмый и обиженный мною Митя уходил прочь.

Вот сейчас точно был последний раз…

⸎ ⸎ ⸎

Еще неделю город обсуждал как позорно проиграла волейбольная команда. Даже мама, никогда не интересовавшая спортом, спросила: