— Больше такого не произойдет, — Митя протянул мне второй шлем, что все это время держал под мышкой, заверяя о своей правоте, — поехали, — вежливо позвал он.

— Тут говори.

— Я…не знаю с чего начать.

— Сначала!

Я поднялась на ноги упирая руки в боки, хотела видеть его лицо, каждую гримасу, и то, как он будет говорить и что.

— Хорошо, — он сделал глубокий вдох, явно для того, чтобы начать заготовленную красивую речь, — когда я уехал летом то я уже знал, что буду делать. Мне необходимо было немного времени. Теперь я официально могу управлять мотоциклом и перевозить пассажиров. Я учился, зубрил и практиковался. Договорился с отцом, что он поможет мне с оплатой…

Я подняла брови, меня удивил тот факт, что Митя просил помощи у отца; со своим-то характером Салага, старался во всем быть самостоятельным, независимым; принимая все удары судьбы на свои плечи.

— Я все лето работал только чтобы все задуманное получилось, — он сделал шаг ко мне. — Я понимаю. Ты злишься. Но я писал тебе, думал, что ты можешь раньше получить свой телефон. Я все рассказывал, — еще на шаг ближе, — я делился с тобой каждым успехом. Я писал тебе кого встретил за лето и как скучал, — позволила ему обнять меня. — Я так скучал, как ребенок дни считал…

Я отстранилась.

— Все хватит. Спасибо, что навестил.

А вот и настроение стервы проснулось, оно с ноги вышибло эту дверь, разнося мою душу в щепки. Волной оставляя шрамы. Я не уклонялась. Наоборот, гордо, по-детски подняла голову и произнесла:

— Ты знаешь где выход, — без эмоций выдала, как тот самый ушат воды, в упор, не раздумывая.

— Проведем следующие каникулы вместе, как раньше? Помнишь? Фильмы. Компьютерные игры. Я даже позволю тебе пару раз выиграть, — он говорил так будто этих двух ужасных месяцев ожидания не было.

Мы стали старше, а значит умнее? Нет. Весь рассудок ушел в юношеский максимализм.

— Поживем увидим, — снова холод, для него, как очередная пощечина.

— Мить! — появилась мама, — останешься на ужин?

— Спасибо, — смотря на меня и реакцию — ждал. И я ждала ответ смотря прямо в его глаза, — останусь в следующий раз. А он будет очень скоро, — уверенно пообещал он и я выдохнула.

Митя быстро ушел прочь, за ворота.

Кажется, это был вдох, который я сделала за долгое время, легкие горели, а по щекам покатились слезы. Я вышла к нему и наблюдала, как он собирается снова покинуть меня. И я это ему позволила, даже больше, прогоняла. Митя сел на свой новенький черный Кавасаки[1]. Надел шлем, проверил застежку. Этот скромный парень подмигнул мне и выкрикнул:

— Скучай по мне, Данька! — друг опустил визор и со всей мощи отправился дальше по улице на шоссе к выезду из города, оставляя только столбы пыли и след от протектора, что с первыми холодами испарились, как мираж.