На лице Мити не было никаких эмоций. Он повернулся ко мне и мягко произнес:

— Ты, — Митя положил свою руку мне на плечо, — можешь выйти во двор?

— Нет! Не могу, — предполагая худшее, осталась на месте, уверенно качая головой.

— Пожалуйста, — спокойно попросил Митя. Его глазами умолял подчиниться. Я долго смотрела на него не моргая. Что увидела? Заботу? И решилась:

— Хорошо, я во дворе.

— Спасибо.

Одни боги и мамы знают, что происходило внутри, о чем они говорили и говорили ли вообще. Я ходила туда обратно перед дверью, как загнанный зверь по клетке, меряя оставшееся свободное пространство.

Тетя Лена вышла, тут же бросилась к ней:

— Что там?

— Спокойно, — обняла она меня, — где вы были?

Я отстранилась.

— Ничего не скажу без Мити, — по-детски фыркнула я. Не предоставлю вам никакой информации в обмен на поддержку и сочувствие. Следом вышла мама, я подняла на нее щенячий взгляд. Может она скажет что-то хорошее?

— Собирается, — коротко пояснила та.

— Куда? — будто я забыла, какие условия выдвинул отец только что. Осеклась.

— Отец запретил вам видеться.

— Почему? — срывающимся голосом выкрикнула я вопрос. — Это же Матя… наш Матя… мой друг…как же я… без… Мати — сквозь накатывающие слезы неразборчиво лепетала. — Это Матя! — снова выкрикнула, в попытке объяснить, что он часть нашей семьи, что отец не может нас вот так наказывать. В этом крике было все: отчаянье и боль, грусть и ненависть, обида, что грузом давила на ребра и душу.

— Дорогая, давай подождем. Отец остынет и все вернется на круги своя.

— Не хочу…не буду я ждать! — в этот момент вышел Митя, — Ма-а-ть, — завопила я в слезах.

— Спокойно, все будет хорошо, — тихо говорил он мне на ухо. — Мы можем попрощаться наедине? — снова своим грозным басом попросил «брат» наших мам. Они молча скрылись за входной дверью дома.

— Эй, слушай меня…