— А я-то надеялся, ты через пару недель куда-нибудь денешься, — говорит, останавливаясь напротив. — У меня к Веронике Павловне сугубо деловое предложение, — он оглядывается и улыбается, — ничего больше.
Отрицательно качаю головой.
— Хорошо, понял, я подожду еще немного. Как насчет выпить чего-нибудь в соседнем баре и заодно поговорить о нашей общей знакомой и моем деловом предложении? Уверен, тебе будет очень интересно узнать некоторые детали.
— Как насчет того, что ты свалишь отсюда на*уй?
— Однако, видимо, неважный из тебя писатель, словарный запас до смешного убог. Без мата ни одной сформулированной мысли.
— А когда и он заканчивается, в дело идут кулаки. Так что… — дальше цензура, милый мой читатель.
— Да, яркая девочка, вижу, что зацепила, пасешь ее сидишь. И я даже знаю чем: она порочная. Вроде бы вся из себя правильная, но вместе с тем — чертовка, жрица. Сам повелся однажды, до сих пор забыть не могу. Наплевал даже, что ребенок передо мной и посадить могут, все мысли она мне спутала. И тебя, вижу, Озерский, из семьи уводит. Про жену совсем не вспоминаешь? Она у тебя тоже очень ничего.
Я откладываю ноут и рывком поднимаюсь, он с небывалой прытью бросается к выходу, ого. Плохой у тебя вкус, Вероника. Когда выбегаю из здания следом, он уже в машине. Курю, наблюдая, как автомобиль удаляется. Еще раз увижу, точно прибью гада.
Привет, блог.
Вот так — покупаешь квартиру, обставляешь ее, приводишь женщину, а потом сваливаешь в съемную нищебродскую хату, и еще переживаешь, как бы кто не узнал, опасаясь общественного порицания и презрения. На трезвую голову все это воспринимается даже забавно.
«Егор, к нам на завтрак приедут родители и фотограф, планируется фотосессия для журнала, мне по работе нужно. Приедь, пожалуйста, ночевать. Это важно». Ни одной ошибки, вау. Интересно, кто ей исправляет сообщения? А не должно ли мне быть пофиг?
Помню время, когда мы только начинали встречаться и почему-то находились в постоянных разъездах. Строчили друг другу пошлые смс-ки без остановки. Это было клево, но… Боже, до чего же ужасно быть гуманитарием… Представьте себе жаркий момент. Мы не виделись несколько дней. Я ей пишу, что бы с ней сделал, Ксюша охотно отвечает. Шлет фотки, у меня, ясное дело, стояк. Я комментирую, снова пишу, она отвечает, а я молчу. Она продолжает: «у тебя аразм?» Маразм, мать его! Я молчу, потому что хохочу, как ненормальный, над ошибками, которых она допускает по три штуки в слове. «Ты хочиш меня ещо рас?» Блин, лучше шли фото. Просто фото…
В первый раз мы поссорились, потому что она, заполняя какие-то бумаги, написала Егор Дмитреевич Озерксий. Рявкнул, что стыдно не знать, как пишется имя мужа. Как она обиделась! Небеса упали на землю, прямиком на мою грешную голову. Я месяц вымаливал прощения, спустил полмашины на безделушки. Простила. Почему-то в тот момент мне казалось, что орфографическая ошибка в моем имени — это высшая степень неуважения. Каким же наивным идиотом я тогда был, думаю сейчас, глядя на женушку, вынашивающую потомство какому-то другому мужику.
Завтрак проходит более-менее нормально, не считая нескольких глупых ситуаций. Когда наши отцы встречаются в неформальной обстановке, они начинают обсуждать другие каналы и сериалы, спорят иногда до крика и драки, каждый стоит на своем. Они неплохие друзья, мой отец — не обделенный регалиями актер театра и кино, Ксюшин — продюсер, сам Бог велел ладить.
Беременность Ксюше идет, она стала… мягче, нежнее. В розовом легком платье, расклешенном от груди, практически без косметики и украшений, она выглядит естественной и счастливой. Мы сидим рядом, создаем видимость идеальной семьи под одобрительные взгляды остальных родственников. Санни мрачный. Как бы он не сдулся и честно не сознался в измене Лесе, которая сидит рядом, не понимая, что случилось. Леся немного младше нас с Колей, она милая и положительная во всех отношениях девушка. Поглядывает на меня раздраженно, будто подозревает меня в чем-то нехорошем. О том, что я больше не живу дома, она вряд ли знает — вся соль в оттягивании развода в том, чтобы никто не знал. Если Ксюша сознается, мне больше нечего будет ждать.
Разумеется, не обошлось без репортера — какие могут быть фотографии для журнала без интервью. Ксюшу буквально заваливают вопросами о ее бизнесе, семейной жизни, которая — по рассказам Маленькой Санни — потрясающая. Сам себе завидую, сидя рядом с женой.
То, что мы делаем — для даже таких, слегка публичных семей, как наши — норма.
В какой-то момент Санни не выдерживает, поднимается и уходит на балкон, позвав с собой Лесю. Болван впечатлительный!
Извинившись перед женщинами, перебиваю их и спешу на балкон, где уединилась сладкая парочка. Хватаю Санни за плечо:
— На два слова, — говорю, кивая на дверь.