Книги

Пристойное поведение

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты же писатель… Каким образом ты озвучиваешь сериалы?

— Ну: у нас же не официальная озвучка, — пожимает плечами, и, кажется, немного стесняется. — Официально меня еще ни разу не выбрали, хотя голос есть в базе. Так, подрабатываем с друзьями. Веро, я же говорил, что мой отец — актер. Я тоже стремился к этому отсюда спорт — в планах ведь было стать не аки кем, а русским Рэмбо, ну, знаешь, душевным героем боевика.

— А почему не стал?

— У меня нет таланта. О, не расстраивайся, это нормально. Конечно, в театральный меня взяли без собеседования, просто по фамилии, и я даже там отучился пару лет. Кое-как. Можно было продолжать биться, но мне не настолько это нравилось, чтобы мучиться. А когда я ушел, испытал облегчение. Все же я из тех, кто предпочитает оставаться за кадром. Друзья, когда создавали канал, позвали меня, и я решил попробовать.

— У тебя потрясающе получается! А какие ты еще сериалы озвучиваешь? Как называется канал?

— «ФериТэйлФилмс», можешь загуглить. С «Грешника и девы» мы тогда ничего не заработали, кроме опыта. Какое-то время я даже жалел, что в нем звучит мой голос. До сегодняшнего вечера, — он поиграл бровями.

— А вообще это прибыльное дело?

— Ну, хватает на сигареты, — подмигивает. Ни разу его таким не видела — скромным, смущенным. — Иногда работаем на голом энтузиазме, когда сотни подписчиков просят сериал, а больше никто не берется и спонсора не находится. Ты чего, плачешь, что ли?

— Нет, просто, наконец, все встало на свои места. С нашего знакомства я мучаюсь, где могла услышать твой голос, он мне буквально снился ночами! Но так как «Грешника» я пересматривала в последний раз лет шесть-семь назад, то каждый раз упиралась в глухую стену. А сейчас, когда ты сказал фразу Велиара с его интонациями, меня осенило!

Мои слова ему льстят, Математик облокотился на подоконник, тянет свое пиво, поглядывая на меня.

— Дрянной сериал… — произносит как бы невзначай.

— Заткнись! — огрызаюсь. Именно огрызаюсь, на что он хохочет.

— Полный отстой, — расплывается в улыбке. — Он ужасно наивный и пошлый. Работать было — каторгой.

— Значит так, да? — я зажмуриваюсь, затем прищуриваюсь. — Забавляешься? — и после его самодовольного кивка действительно кидаюсь на парня с кулаками, он едва успевает отставить бутылку пива. Озерский смеется, приседает, закрываясь от ударов, а затем, когда ему это надоедает, нагло хватает меня за пояс, крепко обнимает, тащит несколько шагов и заваливает на кровать, придавив сверху:

— Елена, вы меня с ума сводите своей невинностью, — хрипло басит он, и я хохочу от души,

громко, звонко, до слез.

— Дурак ты, Озерский. Не было там такого, и героиню звали Ингрид.

— Бл*дь, — он тоже улыбается, но как-то загадочно.

— Надо будет пересмотреть вместе.

— Не-не-не! Я терпеть не могу слушать свой голос со стороны. Когда перепроверяю работу иногда по несколько раз, аж перекашивает.