— А, ну пожалуйста. Странно, что я не согласился взять натурой, — отодвигаю деньги ей обратно. — Бери, тебе еще обратно лететь.

— Может, я тут захочу остаться, — пожимает плечами. У нее шикарная грудь третьего размера, а топик такой открытый, что я никак не могу сообразить, почему мы в этом кафе до сих пор не увидели ее соски. Интересно, какие они?

— Тогда снимешь на них гостиницу. Возьми себе номер с кондиционером, — она усмехается. — И пообещай, что больше не будешь тратить время на мудаков, ладно?

— Непременно, — она смеется, впрочем, деньги убирает в сумочку, более не настаивая. — Значит все же ты одумался и разрешишь отблагодарить тебя иначе?

Барабаню пальцами по столу.

Ты вообще слышала, что я только что сказал?

Вроде как я принял решение что-то менять в своей жизни — и бах, вот тебе искушение. Есть подозрение, что если я поддамся соблазну, то быстро вернусь к тому, с чего начал пару недель назад в полубратских объятиях Вероники. Стоит только начать, дальше — больше.

Один секс, одна таблетка, одна дорожка… в никуда.

— В прошлый раз нам помешал кокс, в этот раз мы будем абсолютно трезвые, Егор, — говорит она, уламывая на секс. — Ты даже можешь не трудиться насчет роли, которую мне обещал на своем канале, — смеется. — Я ведь понимаю, что это бред, но приятный.

— Я женат? — слышу собственный голос. Вопросительный знак там не случайно, у меня именно такие интонации. Она хмурится:

— Ты меня спрашиваешь?! — часто моргает, глядя на меня.

— Надо бы паспорт проверить. Не уверен, — взгляд снова ласкает ее грудь, я приподнимаю брови и лохмачу волосы, пытаясь хоть как-то поверить в то, что произнес вслух.

— Ох, вот оно что, — она выпучивает глаза. Голос слегка дрожит: — Я думала, у тебя не встал из-за того, что ты унюхался, как последний нарик, а ты, оказывается, верный.

Мы оба в панике.

— Типа того? — черт, и снова я спрашиваю. Вижу, как шикарные веснушчатые сиськи покачиваются, пока их хозяйка садится в такси, за которое я щедро плачу. Мне физически больно ее отпускать, у меня не было нормального секса уже несколько недель. Напоследок с Региной мы долго смотрим друг на друга растерянно, она не из тех, кто легко соглашается спать с женатыми, я, оказывается, из тех, кто предупреждает о штампе заранее. Наконец, я улыбаюсь и говорю: «Удачи тебе». Она делает движение, намереваясь выйти, но я качаю пальцем:

— Ну-ну, договорились же, без мудаков, — и гордо указываю на себя двумя большими пальцами. Ей это нравится, она смеется. Кажется, она благодарна мне за то, что я отнесся к ней по-человечески. Это неприятно. В том плане, что настолько шикарная, милая девушка, как Регина, достойна лучшего отношения, любви и, возможно, даже поклонения. А она искренне радуется, что я не стал ее использовать. Боже, девчонки, что же вы с собой делаете и зачем?

Такси отъезжает от обочины, чтобы встать в пробку десятью метрами далее. Закон подлости в действии. И все двадцать минут, пока машина с черепашьей скоростью плетется в направлении поворота, мы с Региной сверлим друг друга глазами. Я так и стою на обочине, она обернулась. Курю одну, вторую, третью просто жую, так как натощак — это перебор.

Москва, мать ее. Сам город, кажется, против моего пристойного поведения. Наконец, рыженькая отворачивается, не дождавшись знака, что я передумал. Я меня такая ярость охватывает, что припечатываю ладонью по столбу.

Окей, я совершил правильный поступок, но на душе от этого не легче. Трахаться — приятно, трахаться пьяным или обкуренным — чертовски приятно, так как становишься изобретательнее. Сейчас же я трезвый, неудовлетворенный и злой. В последнее время я постоянно злой, спокойно себя веду только при Веронике, и то только потому, что знаю — она подобное терпеть не станет. А оставаться в полном одиночестве мне совсем не хочется.

Ноутбук прилично раскалился, пока ждал меня в машине, поэтому некоторое время мрачно гляжу на черный монитор, пью еще более черный кофе в том же кафе, в котором отшил сумасшедшую красотку. Ее стульчик по-прежнему чуть отодвинут. Пальцы касаются клавиатуры, около часа я пишу сценарий первой серии, грызу одну зубочистку за другой. Не люблю работать в кафе, здесь нельзя курить, одна радость — музыка, что гремит в ушах.