— И я тебя, Вероника, — наконец-то мы обнимаемся и целуемся. — Спасибо. Это просто фантастика. Черт, — он трет лоб. — Ты посмотри, у меня мурашки по телу, покалывает аж, — поспешно закатывает рукава кофты, демонстрируя загорелые руки, на которых действительно волоски дыбом. Я улыбаюсь, проводя по ним пальцами. Как ежик. — Я хочу маме позвонить. Можно?

— Можно, конечно. Но, Егор… — решаю, что пора вернуться к наболевшей теме. — Давай сначала сдадим тест. Мне скрывать нечего. Я обещаю, что не обижусь.

— Мы не будем маяться фигней. Я никогда не унижу тебя так сильно. Не унижу нас обоих. Малышка, я не просто так на тебе женился. Нам не нужен этот тест. Но мне надо привыкнуть к новости. Дети ведь… всегда являлись для меня непростой темой, я привык к мысли, что достанутся они мне очень тяжело. Придется привлечь донора, решиться на операцию или побегать с бумажками для детского дома. А тут… такая халява. Я… в шоке просто. Я разве заслужил? Так просто?

— Заслужил, конечно, — улыбаюсь я. Беру его руку, зажимаю между ладоней. Наступает моя очередь просить, чтобы смотрел мне в глаза. — Я все узнала и обо всем договорилась. Меня такое тестирование не обидит. Ты справился с моими демонами, позволь мне добить твоих. Я сама хочу сделать этот тест. Хочу увидеть твои глаза, когда тебе вручат результат. Егор, я мечтала об этом моменте с тех пор, как узнала о твоей травме. Я не боюсь. Я клянусь тебе, что не боюсь и понимаю. Столько лет ты давил в себе надежду, тебе трудно принять новость. Но я тебе помогу. Мы сделаем этот тест сейчас, а через десять дней убедимся, что малыш твой, и впереди нас будут ждать совершенно спокойные недели, — я улыбаюсь искренней, широчайшей улыбкой, чтобы у него и тени сомнения не возникло.

Егор тянется за сигаретами, затем смотрит на меня, на пачку, после чего убирает ее в карман.

— А какой срок?

— Почти десять недель. Малыш сделан в США, — киваю ему. — Видимо, перелеты через океан благоприятно влияют на твои травмированные яички, — посмеиваюсь.

— Ух ты. Это что получается, за вторым тоже лететь придется? — начинает шутить, что, безусловно, хороший знак.

— Пойдем, — я глушу двигатель, — обещаю, что не обижусь. Просто есть вещи, которые нужно сделать. Если бы мы друг другу достались сразу, лет в шестнадцать, я бы при упоминании о подобной проверке оскорбилась до глубины души. Сейчас я настаиваю сама.

— Вероника, поехали лучше отмечать мою крутость, — с энтузиазмом. — Я тебе верю. Не бойся, все будет хорошо. Я просто в восторге сейчас.

— Я знаю. Но… наверное, этот тест нужен даже больше мне самой. В том плане, что мне будет спокойнее, если я буду уверена, что ты не сомневаешься. Я, правда, немного опасаюсь, что ты можешь затупить в какой-то момент. Беременные заскоки, — кручу у виска. Чувствую, что начинаю нервничать, спешить, съедать окончания. Эмоции нахлынули, я так рада, что больше не нужно скрывать новость. И еще больше — что Егор верит мне, но одновременно с этим боюсь, что сдамся его категоричности, и об этом придется пожалеть в будущем. — Разве ты хочешь трепать нервы беременной женщине? Я гормонально нестабильна. Егор, ты ведь знаешь, что я могу додумывать и накручивать себя до бесконечности! — он на секунду округляет глаза, услышав первый за почти год намек на мой поступок в прошлом. — А так у меня будет бумага о том, что ты не сомневаешься в силе своих крутых яичек.

Некоторое время он раздумывает, но затем уступает моей настойчивости.

— Ладно-ладно, — поднимает руки, сдаваясь. — Мне пофигу. Фух, — снова притягивает меня к себе и целует уже по-взрослому. Верит мне. И, кажется, начинает позволять себе радоваться.

Мы сдаем анализы и едем отмечать к его родителям. Заваливаемся к ним с кучей шариков, шампанским и тортом в десять утра и кричим, что скоро они станут бабушкой и дедушкой! А те, кажется, ликуют еще больше нас! Следом я звоню своей маме, которая так же очень поддерживает.

Егор перестает при мне курить, и вообще старается по максимуму оградить от табачного дыма. Заботится. Спрашивает много чего — как я себя чувствую, все ли хорошо проходит? Рассматривает фотографию с УЗИ. Будто боится позволить себе верить. Все эти десять дней выглядит беспечным, но анализирует последние месяцы, делая какие-то свои выводы: «А, так вот почему ты настаиваешь, чтобы я был максимально нежным. А я уже расстроился и почти смирился, что теперь у нас всегда будет такая скукота в постели», или «значит, ты поэтому отказалась в прошлый раз есть роллы, а не потому, что выпендривалась» и все в таком роде. Мыслительный процесс не остановить.

Через десять дней мы снова в клинике, Егор смотрит на бумагу с результатом и пожимает плечами. Он снова не удивлен, хоть и ответ на этот раз — противоположный предыдущему.

— Только имей в виду, заслуги твоей здесь немного, — говорю ему предельно серьезно.

— В каком смысле? Вот щас не понял, — он снова сморит на результат, и мне становится смешно.

— Дело во мне. Это я молодец. У меня супер-яйцеклетки, знаешь, уж они своего не упустят. Я тебе раньше не рассказывала, чтобы не обнадеживать раньше времени, но теперь можно — у меня очень хорошая репродуктивная система. И уже если кому-то и суждено забеременеть в твоей ситуации, то только мне, — показываю на себя двумя большими пальцами.

Он крепко обнимает и целует меня. А я плачу от радости, потому что сейчас, уверена, ни у его мамы, ни у кого-то еще не возникнет даже мысли, что он несчастлив со мной.