Привет, блог.

Помните, не так давно я задвигал теорию о том, что все мы на этой планете чему-то учимся? Вне зависимости от пола, возраста, места рождения. Ни слухом ни духом об ошибках предыдущей жизни, но обязаны исправить все до единой — в настоящей. Искупить вину.

Думаю, давно понятно, что накуролесил я когда-то раньше неслабо. И теперь прохожу через испытания ревностью.

То, чего я больше всего боюсь — со мной и случается. Шарахает, заставляя переживать ситуации, которые ранят сильнее всего. Снова и снова. Концентрируясь на страхах о неверности любимых женщин, я… получается, помогаю им материализоваться. Я должен научиться жить по-другому, иначе так и буду бегать по спирали. И с каждым разом писец все страшнее.

Я должен с этим справиться. Проломить эту стену. Никто за меня этого не сделает.

Моя ревность исходит из комплексов, рожденных ужасно болезненной, несправедливой юношеской травмой, и с тех пор абсолютно все идет кувырком.

Мне кажется, у Вероники сейчас разорвется сердце. Она бледная как мел. Зажалась вся и смотрит на меня испуганно. Она в ужасе от того, что сделала. На лице одни глаза круглые.

Она хватает меня за руку, которой я только что ударил по столу:

— Теперь меня. Можно. Заслужила. Бл" ь потому что. Я… тебя бросила… я… — она заикается, — таких глупостей наделала. Ты… теперь всегда будешь возвращаться в прошлое. Я знаю, ты… не сможешь до конца мне поверить. Может, другой бы смог, но ты — нет.

— Вот черт, — едва отдавая себе отчет в том, что делаю, обнимаю ее. Надо успокоить, это первая необходимость. Я прижимаюсь своим лбом к ее лбу. На секунду зажмуриваюсь. — Вот что вы, бабы, такие дуры? Я же сказал — ждать. — Она хватает ртом воздух, но не может его вдохнуть. Она начинает задыхаться от шока. Я ее встряхиваю, потому что и вправду кажется, что помрет сейчас.

— Ты меня привез… в санаторий, в котором… проводил лучшие дни детства, а я все испортила. Я… напилась… жесть как напилась… поехала к тому чуваку… и, Боже, я думала, что хотела этого, — она так горько всхлипывает, что у меня сердце начинает болеть. За нее. Вероника плачет. — И… мне стало так плохо… — ее губы синие, ее бьет крупная дрожь. Она не смотрит на меня. Мне кажется, она вообще ничего перед собой не видит: — Так сильно плохо… Я вдруг… знаешь… будто поняла, что делаю. Что теперь ты никогда не вернешься… Меня ждет целая жизнь без тебя, — она в ужасе. — Я думала, что смогу, как с… Генкой, терпимо будет. Раз и все. Я… это не так. Когда так сильно любишь… как я тебя… это я не тебя ранила, я себя этим поступком убила… — она заикается. — Меня бросило в ледяной пот. Я мгновенно протрезвела. Я думала так не бывает. Бывает, Егор, еще как! — она переходит на крик. — И захотела умереть. Оттолкнула его… перевесилась с кровати, и… меня вырвало. Несколько раз подряд. Я все испортила, Егор. Я… изменила тебе. Себе.

Твою ж мать.

— Давай сделаем так, — тру лицо и приглаживаю волосы. Видя мою растерянность, она начинает плакать сильнее. — Да послушай ты! — встряхиваю ее. — Почему ты снова на меня не смотришь? Всегда смотри на меня, когда мы разговариваем. Вопросы тут решаем мирового масштаба. Поняла? Ладно, умничка. Официально мы расстались, поэтому за измену это не считается. Просто я приехал и вернул тебя, — достаю из кармана листы А4 в файле и с громким хлопком припечатываю ими по столу, она вздрагивает. Потом снимаю куртку, за неимением вешалки в поле зрения — бросаю ее на пол. Жарко. Меня самого в пот бросило от ее путанного рассказа. — Разведен и полностью свободен. Как, сука, ветер.

Дует, правда, только в ее сторону. Люблю безумно. Скучал адски. Каждый день. Она смотрит на меня, не моргая. Как до смерти перепуганная зверюшка.

— Мне никогда не было так плохо, как в эти пять минут. Никогда в жизни мне не было так плохо, — она будто не слышит, что я ей говорю: — Поверь, я уже понесла наказание. Я наказала саму себя.

— Ты меня любишь? — спрашиваю, раздвинув ее ноги и занимая между ними стратегически верную позицию. Хватаю ее за бедра и дергаю на себя. — Ты меня любишь? — спрашиваю прямо, приблизившись к ее лицу. Наши губы касаются. Я пытаюсь говорить мягче, но все равно выходит с угрозой.

— С первой минуты. Как тебя увидела. Мне… так плохо без тебя. Мне так плохо, Егор.

— Ты думаешь, из-за какого-то обсоска, что воспользовался твоим нестабильным на тот момент психологическим состоянием, я отпущу любовь всей своей жизни? — я начинаю злиться. Не могу я отнестись спокойно, но ярость направляю в другое русло. Не на Веронику. Больше никогда на Веронику. Девчонок бить нельзя, эту — особенно.

— Я обещаю, что скоро умру. Сама. Тебе даже мстить мне не нужно. Процесс запущен.

Наклоняюсь, чтобы стащить с нее туфли, затем задираю юбку и стягиваю колготки вместе с бельем. У нее будто открывается второе дыхание: