Лера засмеялась:

— Попробовали бы мы не взять вас с собой!

Она поставила перед ними блюдо с творожниками, налила по полной кружке какао.

— М-м-м! Вкуснота! — с полным ртом промычала моя дочь.

Я нахмурился.

Кухня, с веселым плиточным полом, большой стол с тяжелыми деревянными стульями, молодая женщина, в домашних джинсах и маечке, ладно сидящей на ней, весело управляющаяся с тяжелой чугунной сковородой, дети с забавными мордахами, перемазанные сметаной и джемом, — все это картинка чьей-то чужой, хорошей и доброй, но чужой жизни. Мы с Сашкой в лучшем случае привыкли довольствоваться бутербродами, магазинным печеньем и полуфабрикатами. Честно сказать, пока ее мать жила со мной, она нас тоже разносолами не баловала. Я раньше к таким вещам равнодушен был. И что это меня сейчас растащило так? Наверно, показалось обидно за Сашку, ну и, самую малость, за себя.

Кажется, Лера заметила перемены в моем настроении. Она отправила детей заправить кровати и собираться на пляж, и повернулась ко мне.

— Сережа, ты сердишься на меня?

— Не за что мне на тебя сердиться.

— Конечно, я не должна была тебе все это говорить. Просто мне хотелось договориться с тобой о том, как мы будем дальше.

Я повернулся к ней:

— Я не сержусь.

Она кивнула, ткнулась лбом мне в плечо:

— Спасибо тебе. — А когда я озадачился, за что меня благодарят, подняла голову и пробормотала: — Ты даже не можешь себе представить, как я тебе благодарна.

Отстранилась, удерживать ее я не стал. И, меняя тему, спросила:

— Слушай, может быть, ты хочешь на обед что-нибудь особенное? Ты только скажи.

Я задумался, и думал так долго, что Лера засмеялась. Тогда рассмеялся и я:

— Давай, я сам приготовлю обед? Я умею лепить пельмени, все-таки корни у меня сибирские. И дети мне помогут. А то получается, что мы все сели тебе на шею.

— Да ладно, — отмахнулась она. — Я люблю готовить. Но на то, как вы лепите пельмени, посмотрю с удовольствием. После пляжа свозишь нас на рынок, купим все необходимое.