— К тебе приходила Елена с деловым предложением устранить кое-кого из своей семьи? — спрашиваю я. Матвей шумно вздыхает.
— Задницей чуял, что до добра это не доведёт… Вроде такая хорошая баба, целительница, и тут такое — убей мою внучку.
— Что ты ей ответил?
— Первоначально послал туда, где раки не ворковали. Но она предложила хорошие деньги — я согласился подумать. Как-никак Айлин — подруга моей дочки, жалко девчонку было. Это как прям своего ребёнка убить… — рассказывает Матвей и в его тоне звучит сожаление.
— А потом?
— Она снова пришла. Сказала, что, если я не соглашусь, найдет другого исполнителя. А у меня малой заболел, нужны были деньги на лечение. В общем, я согласился. В день, когда мы должны были встретиться, ее пришиб кто-то. И по чесноку если, это не дает мне покоя…
— Боишься за свою жизнь?
— Да не то, чтобы боюсь… Муторно как-то. Словно своим согласием я ввязался в какое-то дерьмо, — Матвей шумно харкает на пол и растирает плевок тапком.
— Елена могла обратиться еще к кому-то с подобным вопросом? — борясь с желанием придушить своего собеседника, спрашиваю я.
— Да откуда же я знаю? Мало ли в городе приезжих отморозков… По мне так она не должна была успеть это сделать. Я же готов был взяться за работу.
— Она как-то объяснила свой поступок? Как вела себя?
— Нервной была очень, взвинченной. Оно и понятно, в принципе, не конфетку же пришла украсть… Все бормотала о том, что Айлин надо остановить. Но я мало что понял. Не сведущ я в этих знахарских делах. Какие- то у них там свои бесы.
— Второй вопрос. В нашу первую встречу ты сказал, что Ада Грановская та еще шлюха, что ты имел в виду? Кого она обслуживает?
— Ну ты, парень, даешь, конечно… Одно оправдание — ты не местный, — вздыхает Матвей. — С Вагнером она путается. Три года уже. Непонятно на что надеется, у него таких, как она, воз и маленькая тележка. Этот ненасытный кобель даже к моей бабе подкатывал, пока я в тюрьме сидел. А она далеко не красотка, сам, небось, видел.
— Что ты еще знаешь об Аде?
— Да ничего такого. Скользкая она какая-то, нехороший человек. Не потому, что шлюха, нет, а нутро у нее гнилое. Злое. Приходила тут к Сабинке чай пить, так глазками своими и сверлила, мол, я — человек, а ты — параша. А самое забавное, что о ней никто ничего не знает. Приехала, живет, а где была до этого, чем занималась — тайна, покрытая мраком. И если спросить ее об этом, переведёт разговор на другую тему, но ни словечка не скажет. Будто ей есть, что скрывать.
— Это ты по себе судишь? — уточняю я. Подтверждения моих подозрений меня совсем на радуют. Хотя на что я надеялся, отправляясь сюда?
— Да нет же, весь город об этом гудит. Если бы ее не любили дети, тяжко бы ей здесь пришлось. Только на этом держится, а так бы стала изгоем, — поясняет Матвей.
— А друзья у нее есть?
— Помилуй Боже, ну откуда же я это знаю? Ты с ней путаешься. Вот сам и спроси, — доставая из пачки сигарету, отвечает Матвей.