– Он рассудительный мальчик. Даже если не я, а вы ему расскажете, он не поверит.

– Поверит, Джейк, – вздохнула Рэйчел. – Я знаю. Ещё как поверит… Что это было? Гипноз? Ну, хоть как-то же вы это объясняете, хотя бы самому себе?!?

– Нет, – Гурьев едва заметно улыбнулся. – Я называю это резонансом. Хотя научного объяснения, как вы догадываетесь, не существует.

– Ни минуты в этом не сомневалась.

Он мог бы заставить меня сделать всё, что ему требуется, без всякого страха подумала Рэйчел. Мог бы – но не стал. И никогда не станет. Потому что… Боже. Я схожу с ума!

Снова прозвенел дверной колокольчик.

– А это кто?

– Осоргин. Сейчас будет второе действие. Держитесь.

Кавторанг вошёл в студию, поздоровался с Рэйчел, почти безупречно притворившись, что ничуть не удивлён её присутствием. И увидел орла. Инстинктивно попятившись, кавторанг перекрестился и вытаращился на Гурьева. Потом перевёл потерянный взгляд на Рэйчел. Она первая сжалилась над моряком, сказала по-русски:

– Не волнуйтесь, Вадим Викентьевич. Это наш домашний попугайчик.

Гурьев едва не подпрыгнул от того, как легко и непринуждённо вырвалось у Рэйчел это – «наш». Конечно, наш, дорогая. Всё будет именно так, как ты говоришь.

Упреждая реакцию Осоргина на это смелое заявление, он протянул моряку банкноту:

– Вадим Викентьевич, голубчик. Тут недалеко мясная лавка. Четыре фунта баранины, пожалуйста.

Рранкар, поняв, что сейчас принесут еду, оживился и поднял голову. Осоргин, постояв секунду, будто раздумывая и, кивнув, очень быстро вышел. Можно было даже принять это за бегство.

Когда за Осоргиным тихо затворилась дверь, Рэйчел вдруг звонко рассмеялась. И Гурьев, и Рранкар, как по команде, повернулись к ней.

– Рассказывайте, – скомандовала Рэйчел. – Ну же?!

Хоккайдо. Апрель 1930 г

Когда он подошёл к воротам дзёкаку,[33] носившего название «Начало Пути», была опять весна. Он постучался, и, посмотрев на него, слуга – или не слуга? – кивнул Гурьеву, словно старому знакомому, и впустил его внутрь.

Подойдя к крыльцу, Гурьев остановился. Несколько секунд спустя на ступеньки вышел старик с гладко выбритым лицом и традиционной причёской самурая, облачённый в простое тёмное кимоно. Гурьев поклонился, назвался и протянул хозяину медальон Мишимы. Тот взял его, мельком взглянул, словно бы и не нуждался ни в каких верительных грамотах, и вернул медальон Гурьеву:

– Где ты был так долго? – проворчал Накадзима. – Ясито-сан видел тебя в Маньчжоу ещё прошлой весной.