Томас поставил меня на пол и прижал к своей груди. Прямо передо мной простирались скованные первым льдом стальные воды Финского залива. Куда ни глянь, ледяная гладь была повсюду. Солнце отражалось от неё и рассыпалось на тысячи бликов, убегавших за горизонт. Внизу по набережной сновали машины, но рокот их двигателей перекрывали стаи чаек, то взмывавших надо льдом, паря в воздухе, то снова устремляясь на берег, пока вверху сонно паслись пушистые облака.

— И ты имел наглость не разбудить меня на рассвете? — возмутилась я, уже рисуя в голове небеса в лучших традициях Айвазовского.

— Ты спала так крепко, что я мог бы не просто сделать нам завтрак, врубив музыку на полную громкость, но запросто уложить тебя на заднее сиденье машины и увезти в другую страну. Доброе утро!

И я молча потянулась к его губам.

Мне ещё никогда так сильно не хотелось не возвращаться домой. Так и тянуло остаться в том уединенном мирке, удалявшемся теперь с каждым километром, чтобы снова и снова переживать события, впервые там произошедшие. Радовало лишь то, что работа Томаса заключалась в охране моей персоны, а значит, мы могли не расставаться вообще. Думаю, только шевелившаяся в груди тревога и гнала меня в тот день назад.

Та самая тревога, на которую я закрыла ранним утром глаза.

Спустя несколько минут безуспешного ковыряния в замочной скважине, я с удивлением обнаружила, что наша входная дверь была не заперта.

Предчувствуя неладное, я ворвалась внутрь. Вешалка с верхней одеждой валялась на полу, дорогущее зеркало в раме ручной работы было разбито ударом кулака, поскольку на осколках дрожали алые капли крови. Тайлер бросился мне навстречу, жалобно скуля, и сам потребовал взять его на руки.

Мое сердце судорожно билось где-то в районе желудка, когда я двинулась вглубь квартиры, преследуемая напрягшимся Томасом, готовым сию же секунду заслонить меня от врага. Все двери были распахнуты настежь, в каждой комнате царил жуткий погром, словно человек, превративший наш дом в руины, безуспешно кого-то искал. Пол был усеян разбитым стеклом и лужами выплеснутого из бутылок алкоголя, в которых мокли страницы изодранного в клочья блокнота. Тюль на кухне был содран с петель, плазменная панель разбита брошенной в неё игровой приставкой.

Ни Алины, ни Свята в квартире не было.

Нас не могли обокрасть. Не с нашей сигнализацией и службой охраны. За этим рухнувшим миром мог стоять только один человек.

— Адриан! — Завопила я, бросаясь в спальню брата, спотыкаясь о подол платья, ставшего уже таким ненавистным. Он полусидел, полулежал на полу, прислонившись к своей кровати, от которой остался один лишь каркас, и сжимал в руках бутылку рома, опустевшую уже на две трети. Когда он устремил на меня мутный взгляд, я в ужасе прижала руку ко рту. Адриан даже не различал меня сквозь наркотическую пелёнку, застилавшую его глаза.

— О господи… — выдохнула я. Каждый раз, когда такое случалось, я думала, что меня парализует страх. Но вместо этого мозг неизменно подключался к дополнительному блоку питания, не позволяя мне медлить. Одновременно набирая номер Макса, я рылась в клатче, пытаясь сосчитать количество оставшегося у меня экстази. Две таблетки. Приняли мы по одной. Значит в моей тумбочке должно было остаться ещё шесть.

Я не понимала одного, ПОЧЕМУ, никто мне не позвонил!

— Меня отключили за неуплату! — Заорала я, швыряя на пол телефон. Все встало на свои места. Мне звонили, я уверена, мне звонили не один десяток раз. Адриан мне звонил! Он нуждался во мне, а я его не спасла.

— Томас! Телефон!

Пока шли гудки, я безуспешно силилась привести Адриана в чувство.

— Агата! Доброе утро, — радостно крикнул в ухо голос Макса.

— Что произошло?! — Рявкнула я.

— В каком смысле? — Настороженно спросил он.