— Очень в духе моего семейства. Сначала выгнать, а потом велеть охранять, — проворчала я, размешивая ложкой долгожданный обжигающе горячий напиток.

— Агат, что они тебе сделали? Это какой-то затянувшийся подростковый бунт или все правда? — Тихо спросил Томас, неотрывно глядя на меня. И под этим пристальным, невозмутимым, ни разу за все время не осудившим взором, я собралась с духом и повела плечом так, что пальто сползло с него, выставляя на свет божий мое уродство. Шрам охотно впитал в себя весь холод этой ночи, и озноб прошиб меня от лопатки до пояса.

И я ему рассказала.

Рассказала, как после отвратительной лжи, которую преподнёс Артур нашим родителям за завтраком, отец схватил Адриана своей тяжёлой рукой за шиворот и потащил к себе в кабинет. Как я сидела за столом и не могла пошевелиться от оцепенения, сковавшего меня по рукам и ногам. А еще два года назад любимый старший брат, только что избавившийся разом от двоих наследников, смотрел на меня с победной улыбкой, едва ли скрываемой за наигранно-праведным ужасом, дежурившим на лице. Мать медленно обогнула стол и, обдав меня ароматов своих сладких с горечью духов, длинным указательным пальцем подняла мое лицо к себе.

— Я всегда знала, что ты вырастешь потаскушкой, но, что ты опустишься до инцеста, даже я не могла предположить, — прошипела она.

— От чего же? Раньше тебя не сильно заботило мое воспитание, — возразила я. Мать размахнулась и со всей своей любовью дала мне пощёчину. Я не почувствовала боли, потому что в тот момент со второго этажа раздался оглушительный вопль Адриана, которого, судя по грохоту, воспитывал отец.

Я сорвалась с места и кинулась наверх. Его боль — это моя боль. Слезы уже застилали мне глаза, когда я распахнула дверь кабинета, где подле потрескивающих в камине дров, отец хлестал моего близнеца. Удары в хаотичном порядке обрушивались на спину, руки и поясницу. У Адриана, в ужасе оглянувшегося на мой крик, был рассечен висок.

— Я выбью из тебя эту дурь! Позорище! — Ревел весь багровый от гнева отец. — Я вас разделю до конца жизни!!! Встретитесь только на похоронах, маленькие паршивцы!!!

— Мы не делали этого, пап! — Плакала я. — Почему ты не веришь своим собственным детям?!

— Потому что я звонил директору вашей школы! И она это подтвердила! Ученики видели вас, обжимавшихся в туалете!!! Позорное отродье! Вы не в семье разнорабочего рождены, вы права не имели так нас позорить! — Вопли отца перекрывали крики Адриана, приказывавшего мне уйти.

— Артур заплатил им! Он всех покупает!!! Чтобы быть единственным наследником! Почему я в шестнадцать понимаю это лучше, чем ты в свои 40?! — Орала я.

— Я сам видел вас спящими в одной кровати! Будешь залечивать мне, что причина в твоих кошмарных снах, маленькая засранка?!

Адриан уже почти не реагировал на удары, методично обрушивавшиеся на него каждые несколько секунд, когда я зарычала и запрыгнула на спину отца, чтобы вырвать из его рук ремень. Но он дёрнулся и легко скинул меня с себя, так что я отлетела к камину, врезавшись спиной в раскалённые прутья решётки. Та опрокинулась в огонь, и я вместе с ней.

— Мне повезло, что прутья решётки были редкими. Я упала на центральный, два других лишь прожгли мне одежду и слегка задели кожу. А этот, — я снова повела плечом, — остался со мной навсегда. Очнулась я в больнице с перебинтованным туловищем и коротко стриженными волосами, потому что огонь оставил мне неслабую проплешину на затылке. Когда мне стало лучше мать потащила меня к гинекологу, чтобы выяснить, не беременна ли я в добавок ко всему. — Я замолчала.

Самое страшное уже было рассказано, но мне все равно нужно было набраться сил, чтобы завершить эту историю. Раньше мы никогда об этом не рассказывали, и я всегда думала, что не смогу изложить все, как оно было, без единой эмоции. Мне казалось, я захлебнусь слезами с первых же слов, но теперь я по-прежнему сидела с сухими глазами, водя пальцем по краю опустевшей чашки. Томас напряжённо ждал, что было дальше. Его глаза стали совсем чёрными не то от гнева, не то от боли.

— Гинеколог готов был сделать все, о чем просила его моя мать, — наконец продолжила я, — но ему не пришлось, ведь он обнаружил, что я была девственницей. Но нас это не спасло. Назревал нешуточный скандал, так что мама, чтобы гнев отца не перехлестнулся на ее любимого сына, взяла с нас слово молчать. Мы понимали, что отец вышлет нас из дома в любом случае, поскольку слухи уже облетели всю нашу школу и норовили просочиться в прессу. Поэтому мы и согласились скрывать правду в обмен на то, что нас хотя бы не разлучат. Пять лет назад родители приказали нам не быть. Вычеркнули из семейного древа и лишили фамилии. Теперь мы снова стали нужны, потому что главный финансовый манипулятор этого бешеного семейства, наш дед, потребовал вернуть нас назад.

— Но так не бывает, — тихо проговорил Томас.

— Бывает, когда появляется шанс получить все деньги мира. Или когда рожаешь от ненавистного тебе человека, за которого выходишь замуж по расчёту. А дети оказываются такими выносливыми, что никак не могут в тебе подохнуть и имеют наглость появиться на свет!

У меня горло сжалось от подкравшейся волны сухих рыданий. Эти рассказы бабушки о попытках мамы угробить в утробе своих детей всегда на меня так действовали.

— Мне страшно, что я однажды могу стать такой, как она. — Неожиданно для себя самой призналась я. — Лучше уж я никогда не стану рожать детей.