— Нет, этого недостаточно. Он должен перестать позорить нашу фамилию! — Разозлился я.

— Можно подумать, только он ее позорит, — усмехнулся Томас.

— Я вот ни разу не видел таких наглых телохранителей, — заметил я, вспомнив, как этот парень отвесил моей сестре воспитательный подзатыльник, — неудивительно, что Агата в тебя влюбилась.

У Томаса с актерской игрой было так же хреново, как у моей сестры. Он натянуто улыбнулся и отвернулся к экрану, не зная, что сказать.

— Да брось, ты хотя бы не изменял ей со своей бывшей, а твой старший сводный брат не обещает ее отбить.

— В такое дерьмо мог вляпаться только ты, — хмыкнул Том. — Подожди еще, ваш дед просто не копался в родословной Алины.

— В их с Артуром любви делить людей на классы определенно есть что-то родственное, — проворчал я. — Главное, чтобы дед сам не начал подыскивать Агате жениха. Это разобьет ей сердце.

— Если бы ты не был почти инвалидом, я бы в тебя чем-нибудь кинул, — проворчал Том, снова вооружившись джойстиком.

Смело я тут распыляюсь насчет разбитых сердец, учитывая, что на моих ладонях все еще лежали осколки Алиного. Чем лучше мне становилось, тем реже она приезжала ко мне. И каждый день я боялся, что все. Вот сегодня она уже не придет. К середине марта она была у меня максимум два раза в неделю. Я и сам уже физически ощущал, как осточертели моим друзьям я и моя больница. Но они продолжали наведываться ко мне и развлекать в меру оставшихся в резерве сил. 20 марта с меня сняли гипс. Теперь я мог хромать до главной лестницы и караулить Алину там. Так я на целых пять минут скорее узнавал, придет она ко мне сегодня или нет. Я чувствовал себя Хатико или белым Бимом с черным ухом, который терпеливо ждал и не понимал, что дожидается пустоту.

Но когда ее янтарная макушка мелькала внизу на одном из лестничных пролетов, я готов был бросать свои костыли и кубарем катиться ей навстречу.

— Когда тебя выпишут? — Поинтересовалась Алина, когда я ковылял рядом с ней обратно в палату.

— Надеюсь, нескоро.

— Что ты такое говоришь?! — Искренне удивилась она.

— Как только меня выпишут, все это закончится. — Честно признался я.

Алина обогнала меня и замерла прямо напротив, преграждая дорогу.

— Что закончится? — Прошептала она, поднимая на меня глаза.

— Мы. Ты больше ко мне не придешь.

В ее изумрудном взгляде застыло выражение, которое я даже не надеялся разглядеть. Грусть. Ей тоже было жаль.

Алина по привычке укусила себя за край верхней губы, и я уже не мог отвлечься от ее приоткрывшихся губ. Глухими ударами сердце высчитывало степень моего обожания.

Она хотела сказать что-то, но передумала. Вместо нее сказал я: