Посетить Сурабайю и не побывать у Накамуры — как такое можно допустить? Удивительно, но события, которые сотрясали, в тиши японского дворика с журчащим ручейком и карпами в пруду казались не более чем иллюзией. Но совсем скоро здесь разверзнется ад. Голландцы не сдадут своих позиций без боя. Да и индонезийцы не отступят. «Я уезжаю», — произнес Накамура. «Моя школа здесь более не нужна. Не нужна она и в Японии».
— Как вы намерены поступить?
— Пойду путешествовать. Весь мир охвачен безумием. Постараюсь найти уголок, куда оно еще не успело просочиться.
— Может быть к нам, сэнсэй Накамура? — Ройтер почтительно склонил голову — Нам очень не хватает достойных воинов.
Накамура покачал головой.
— Нет, это ваш путь, а не мой. Впрочем, мы с вами идем по одному и тому же пути, просто находимся на разных его отрезках. Ступайте по нему твердо. То, чему суждено произойти, произойдет помимо нашей тревоги.
— Мне нужно возвращаться… обратно. Я пришел попрощаться. — Ройтер запнулся, подбирая подходящее слово, которое должно было бы обозначать, «куда» вызывают. Это уже не Рейх, это и не дом, это всего лишь крохотный оазис среди льдов и торосов Земли Королевы Мод. Что ж, немец всегда в пути, и конец пути — это зачастую конец жизни.
Накамура стоял неподвижно. Казалось, его мысли были далеко.
— Всему свое время, Ройтер-доно,[44] значит, пришло и ваше. Прощаться не стоит. Идущие одной дорогой непременно встречаются. — Ройтер почтительно поклонился и, позвякивая кю-гунто, направился к выходу.
— Знаете, Ройтер-доно, — остановил его Накамура, — до знакомства с вами я недооценивал европейцев. Я учил ведь не только ваших соотечественников, кто-то был лучше, кто-то хуже, но мне казалось, что всем им не доступно истинное Бусидо. А тут вот еще (Накамура бросил взгляд на столик) я решил изучить испанский. Начал читать одну книгу, и был, честно говоря, удивлен. Никогда бы не подумал, что европеец может так тонко понимать путь воина.
Ройтер проследил за взглядом сэнсэя. На столе лежал увесистый том, по тому, как он лежал, было понятно, что читатель относится к книге с большим почтением. Он с самого начала обратил внимание на книгу с латиницей на обложке, она была столь непривычной для этих мест. Но то был беглый взгляд, а теперь он сумел прочитать: «Хитроумный идальго Дон-Кихот из Ламанчи».
Все-таки нельзя набирать экипаж на подлодку по принципу Ноева ковчега. Как эти русские так эффективно воюют, когда между собой вдвоем договориться толком не могут. По отдельности оба эти парня ему были довольно симпатичны, Зубофф вообще был скорее немцем, притом берлинцем, со всеми плюсами и минусами, присущими жителям этого города, нормальный берлинский говор, даже, можно сказать, с налетом какого-то аристократизма. Допустим, он не любил католиков. Ну, тут много кто не любит католиков. Про Карлевича — вообще молчу. Унтерхорст скорее считал себя католиком, чем был им на самом деле. Типичный язычник. То-то дикари его полюбили как родного. Это вообще какая-то типично русская заморочка, как он заметил, — считать, что их вера правильнее всех остальных. Все так считают, но русские — как-то особенно. Видимо, они убеждены, что Иисус Христос был русским. Марченко — очень смелый парень, настоящий ницшеанец. Он вспомнил, как Карлевитц вытаскивал из него пули, которых он нахватался при штурме фрегата. Научился он у индонезийцев. Жуткое зрелище. Залезает пальцами прямо в тело. Роется там, раз — пулю достал. Потом, правда, ни шрама, ни следа никакого. А этот — ни слова, ни звука, только потеет и головой трясет. Но вот ведь что удивительно, как эти двое русских оказываются вдвоем — ну полные придурки…
Тем временем Бэрд был уже в районе Огненной Земли, а Папанин встал на якорь в Сан-Хуане. Присутствие такого количества кораблей противника, как надводных, так и подводных, создавало угрозу блокирования Новой Швабии подлодками Папанина. Зеркально повторялась ситуация 39-40-го г. Только сейчас в торговом судоходстве заинтересована Германия.
— Нам нужно выйти на русских, — доказывал Рёстлер на очередном совещании у Лютьенса, которые проходили теперь чуть ли не каждый день. — Всеми силами убедить их соблюдать нейтралитет.
«Как вы это намерены сделать»?
Идея союза с Россией вызывала у многих скепсис и в 39 году, а теперь, когда трупы еще не остыли, когда ветер несет над волнами Одера золу пепелищ….
U-2413 подходила к внешнему периметру базы. Эта зона контролировалась подлодками. В Новой Швабии теперь вновь существовала 1-я флотилия подлодок Она же единственная. Акустик доложил о приближении шума с курса 120 узлов. Звук был типичен для XXI серии. Ройтер сам за последний год неоднократно патрулировал эти места и был очень удивлен: кто же из наших так увлекся. Хотя могло ведь случиться всякое. Преследовали кого-то — и ушли чуть дальше, чем обычно. Но натренированное чутье не унималось — «проверь» — «10 раз проверь»! Этот шум ассоциировался с опасностью. U-2413 замерла. Шум стих. Если это наши — они должны быть в курсе, что U-Reuter следует домой. Возможно, они, как и мы, решили осторожничать. В последние годы океан перестал звучать, как раньше. Исчезли шумы конвоев, исчезли звуки глубинных бомб, торпеды теперь выходят из труб только на учениях. Если бы в 43-м они пришли в базу с полным комплектом свинок — их бы просто не поняли. Сейчас вопросы вызывают опустошенные трубы. Где? Когда? При каких обстоятельствах? Война стала оборонительной и позиционной.
— Продуть балласт, — приказал Ройтер.
Воздух зашипел в цистернах, лодка двинулась вверх в толще серой воды.
— Слышу звук продувания балласта, — отозвался акустик.