У этих разносчиков имеется такое, сестрица, такое, чего ты и вообразить не можешь.
Да и не хочу воображать, мой добрый братец.
Не будь я влюблен в Мопсу, не видать бы тебе от меня ни гроша. Но я попал к ней в рабство, и моей данью будут ленты и перчатки.
Ты мне обещал их еще к празднику. Но лучше поздно...
То ли еще он тебе обещал, если люди не лгут.
Зато с тобой он уже расквитался, и даже с надбавкой. Будешь отдавать излишки — не красней.
Неужели девки в наше время всякий стыд потеряли? Скоро они начнут носить юбки на голове. Обо всем этом можно шушукаться в коровнике, в спальне или на кухне, а зачем тары-бары при гостях разводить? Хорошо бы еще говорили шепотом. Да будет вам трещать!
Идем, ты обещал мне ожерелье и душистые перчатки. Я кончила.
Разве я тебе не рассказывал, как меня облапошили на дороге, — у меня не осталось ни гроша.
Это точно, сударь, на здешних дорогах много мошенников. Ох как надо быть осторожным!
Здесь тебя не обчистят, старина, можешь быть спокоен.
Да уж только на это, сударь, я и рассчитываю: товар у меня дорогой.
А это что у тебя? Песни?
Умоляю, купи мне несколько. Страх как люблю печатные песни. Уж если напечатано — значит правда.
Вот одна, очень хорошая, — на самый жалостный голос: о том, как жена ростовщика родила двадцать мешков золота, а потом захотела поесть гадючьих голов и жареных лягушек.
А это правда?
Истинная правда, и случилось месяц тому назад.
Вот ни за что не пошла бы за ростовщика.