218

Один из примеров подобных обвинений того времени – оценка Г. Горбачевым любимца формалистических исследований повествования – сказа: «…самое главное в манере сказа – это возможность скрыть свое авторское лицо от публики, некоторые свои авторские мысли высказать, не беря на себя лично за них ответственности». Цит. по: [Эйхенбаум 1927: 288].

219

Цит. по: [Кассидэй 2021:184]. В 1920-х годах жанр автобиографии при новом советском режиме действительно приобретает исключительную важность. Множество документов, связывающих гражданина и государство, будь то доносы, письма в редакцию или заявления в партию, обычно предварялись автобиографическими сведениями об авторе. Подробное исследование автобиографий как части заявления о приеме в компартию см. в [Halfin 2003].

220

А. Григорьев справедливо утверждает, что «[в] своей “классической” форме допрос начинается с того, что задержанный заполняет подробную анкету и пишет автобиографию и список всех своих знакомых» [Grigoriev 1957:229].

221

Альтюссер иллюстрирует понятие интерпелляции обращением полицейского к прохожему: «“Эй, вы, там!” Раз мы полагаем, что воображаемая теоретическая сцена протекает на улице, к нам оборачивается индивидуум, которого окликнули. В результате этого простого разворота своего тела на 180 градусов он становится субъектом» [Альтюссер 2011].

222

Здесь я соглашусь с оценкой прекрасных работ Игала Халфина и Йохена Хелльбека Эриком Найманом [Naiman 2001]. В своей программной попытке прочесть советский текст, не читая его между строк, эти ученые слишком часто воспринимают текст буквально, игнорируя возможное дистанцирование субъектов и манипуляции с самим текстом.

223

Хотя сценарий этих более поздних процессов утверждался в 1930-е годы в Москве, их влияние распространялось в странах советского блока еще спустя десятилетия. Замечательное исследование поэтики этих показательных процессов см. в [Steiner 2000].

224

Официальное обвинение состояло в «умысле против общественного порядка». Один из обвиняемых поинтересовался в конце суда, «в чем же выступления против общественного порядка состояли. Председатель трибунала ответил: “Это могли быть и жест, и улыбка”» [Tanase 2003: 367]. «Анатомия мистификации» С. Тэнасе – ценнейший источник для изучения материалов дела, содержащий данные как следствия, так и судебного процесса, а также письма, мемуары и интервью участников.

225

Мое изложение фактов базируется на чтении полицейского досье Штайнхардта: Dosar de urmarire informativa № 49342. Vol. I. P. 207 (ACNSAS). Ход расследования, касающегося «Дневника счастья», описан по: NOTA-RAPORT privind lucrarea intitulata Jurnarul Fericirii redactata de Steinhardt Nicu, 103/А/ Cl. 20 декабря 1972 года («Рапорт относительно работы под названием “Дневник счастья”, написанной Штайнхардтом Нику»).

226

Донос найден в NOTA-RAPORT. Vol. IV Р. 276. Признание в том, что он сфабрикован Секуритате, находится там же (Vol. V. Р. 85). За первую неделю допроса Штайнхардта в январе 1960 года полиция заставила его сознаться в том, что ему уже предъявляли обвинения в гомосексуализме в 1949 году («Устный допрос 8 января 1960 года», Dosar penal № 118988. Р. 336. Vol. HI (ACNSAS), 3: 292. Полиция часто шантажировала гомосексуалов, угрожая им публичным судом. Такие обвинения ранее привели к судебному процессу против одного из соответчиков Штайнхардта на суде Михая Радулеску. После процесса, в ходе которого его осудили за гомосексуализм, Радулеску сразу был доставлен в штаб-квартиру Секуритате, где был обвинен в участии в той же подрывной группировке, что и Штайнхардт. Радулеску умер в ходе следствия после жестоких пыток. До сих пор неизвестно, являлась ли его смерть последствием пыток или же самоубийством [Tanase 2003: 281–282].

227