208

Рассказ об одном таком, Ледеркине, начинается словами: «Не все работали добросовестно. Были среди заключенных злостные лодыри, отказчики, месяцами отлынивавшие от работ. <…> Были вредители» [Горький и др. 1934:164].

209

Цит. по: [Pheline 1985: 101].

210

В английском переводе еще более выразительно: «Но если мы внимательно вглядимся в отпечаток их биографий, въевшихся в их кожу и мускулы…» [Gorky et aL 1935: 325] (Курсив мой. – К. В.).

211

Первая версия текста этой главы была опубликована как [Vatulescu 2006].

212

Брехт ввел свой знаменитый термин Entfremdung (остраннение) во время поездки в Москву в 1935 году. Ранее, в том числе и в разговоре с Беньямином в 1934 году, он «использовал Entfremdung (дистанцирование), чтобы событие перестало восприниматься естественным, само собой разумеющимся; на его родном языке entfremden и verfremden — синонимы» [Hayman 1983: 189]. После 1935 года Брехт пользовался термином Entfremdung в значении «отчуждения» в марксистском смысле, негативного явления, которое художественное остраннение (Verfremdung) призвано было выявить и ему противостоять. Изменяя с помощью приставки в привычное существительное Entfremdung на Verfremdung, Брехт подчеркивал разницу между введенным им понятием и негативным термином Маркса, но, сохраняя общий корень этих слов, напоминал об их фундаментальной связи. В итоге «превращение» Entfremdung в художественное Verfremdung не отрывает его от его политического прошлого, а, скорее, делает его более пригодным для демонстрации отрицательного действия термина политического. В работах Брехта после 1935 года остраннение (Verfremdung) является как бы прививкой от отчуждения (Entfremdung), разработанной с использованием элементов этого отчуждения как антител.

213

Трактовку Джеймисоном остраннения у Шкловского см. в «Проекте формалистов» [Джеймисон 2014: 67-115].

214

Подробный рассказ о взаимоотношениях между марксистской и формалистской критикой см. в [Эрлих 1996: 97-117].

215

Как пишет Уильям Миллс Тодд III, такое признание было скорее исключением: «Разумеется, их [формалистов] воинствующее неприятие социологического и идеологического анализа искусства сделало их удобной мишенью для таких могущественных оппонентов, как Троцкий (1924) и Бахтин (1928), которые, однако, обращались исключительно к ранним работам формалистов и не могли вполне принять во внимание важные социологические исследования формалистов, которые начали появляться в середине и конце 1920-х годов, такие как “Литературный факт” Тынянова (1924) и “В защиту социологического метода” Шкловского (1927). <…> За несколькими исключениями западное восприятие формализма также концентрировалось на их ранних трудах» [Todd 1985: 16].

216

Об истории натянутых отношений между эсерами и большевиками см. [Jansen 1982].

217