— Должна быть, — Шумакер был очень серьезен. — Думаю, сегодня или завтра я получу рапорт об ограблении какого-нибудь склада.

— И все-таки до сих пор не могу понять, кому могло понадобиться убивать наших животных, — сказал Бай-. рон.

На этот раз его умение ладить с людьми было как нельзя кстати.

— Если бы знать! Тогда мы в один момент поймали бы преступнику. — Шериф развел руками.

— По-вашему, наше нынешнее положение безнадежно?

— Я этого не говорил.

— Как серьезны наши финансовые потери? — спросил Хэнк.

Кэйт едва успевала следить за разговором. Голос отца вывел ее из оцепенения. Он так осунулся, так побледнел… Одному Богу известно, как ему удавалось держаться на ногах. Хэнк просил ее остаться на ранчо, быть с ним до конца. Просил бы он ее о том же, если бы знал, что случится такое?..

— Я об этом еще не думала. С деньгами, конечно, очень плохо. Но бедные животные… — Кэйт осеклась.

Слава Богу, Хэнк не видел, что творилось в загоне.

— Необходимо нанять людей для охраны загонов и вольеров, — сказал Команчо. — Мы не можем позволить себе потерять даже одно животное.

— Отец просил меня остаться и спасти ранчо. Вместо этого, какие бы ни были тому причины, мое присутствие здесь приносит одни только несчастья, — Кэйт перевела дыхание. — Сама я ничего не боюсь, но не думать о вас и о животных, за которыми охотится какой-то маньяк, я не в силах… Я не перенесу, если в следующий раз что-нибудь случится с Хэнком или с Дельтой. Я решила вернуться назад, в Нью-Йорк.

За все годы, которые Команчо пришлось провести вместе с Кэйт, ему ни разу не приходилось видеть ее в таком состоянии. Она сидела на стуле, съежившись и втянув голову в плечи, будто ожидая нового удара. В перепачканной кровью одежде Кэйт выглядела такой несчастной, что Команче захотелось, забыв обо всем, обнять ее, прижать к груда и успокоить. Его Китти не принадлежала Нью-Йорку, ее место здесь. Она нужна Хэнку, нужна ранчо. Кэйт стала живым символом возрождения земли, совсем как ее предшественницы из рода Прайдов.

— А как же заем? — Команчо был уверен, что если Кэйт вспомнила о деньгах, то обязательно останется.

— Верну то, что осталось. А работая моделью, за несколько лет мне удастся вернуть недостающее. — Она повернулась к Хэнку со слезами на глазах. — Прости, папа. Я просто не знаю, что еще можно сделать.

— Все хорошо, дорогая, ты поступаешь верно. Команчо знал, Хэнк всего лишь пытается облегчить муки совести Кэйт. Но это был неверный шаг, опасный для них обоих. Он никогда не забудет, какая гордость звенела в голосе Кэйт в ту ночь, когда она рассказывала ему, что Хэнк просил ее позаботиться о ранчо. В ту ночь она выглядела победительницей, у нее в глазах горел огонь азарта. И не важно, как бы тяжело ни приходилось ей на работе, как бы она не уставала, этот огонь не исчезал.

До сего дня.

Команчо, глубоко вздохнув, решил все-таки взять инициативу в свои руки. Он решил рискнуть — слишком уж малы шансы удержать Кэйт — но рискуя, Команчо был уверен, что может задеть ее за живое, может сыграть на ее самолюбии. И пусть он скажет не правду, да простит его Бог, но иначе нельзя. Нужно заставить

Кэйт разозлиться, нужно заставить бросить вызов судьбе.

— Ты всегда была такой, Кэйт! — Команчо говорил, пытаясь как можно сильнее обидеть ее. — В тот самый день, когда ты рассказала мне об Аутбэке, я уже знал, что ты сломаешься, как только появятся первые трудности.