— Я опять что-то не то сказал? Ну ладно, зато вот эти слова уж точно сказал Вознесенский: лимит исчерпан! Как к нему в Госплан не обратишься, а он: лимит исчерпан! И я тоже скажу: у партии лимит терпения исчерпан! Разве они хотели разорвать Советский Союз, чтобы людям жилось хорошо и свободнее? Нет! Они его хотели разорвать, чтобы свои карманы набить, чтобы советских людей обокрасть. А товарищ Сталин и сталинский ЦК не дают им это делать. Лаврентий мог этого и не читать, а Кузнецов показал на следствии и такой случай, вы, наверное, его помните. Есть такой Зальцман, директором танкового завода был, дарит он секретарям ЦК подарки. Товарищу Сталину дарит сделанную умельцами завода бронзовую чернильницу, наверное, товарищ Сталин ее в музей отдал, а Кузнецову дарит саблю в золоте и бриллиантах. Откуда на танковом за воде золото и бриллианты? Значит, украл! В войну наши женщины, вдовы обручальные кольца добровольно сдавали в фонд победы, а этот украл! А Кузнецов эту саблю принял, как юный буденовец. Он что — не понимал, что золото и бриллианты краденые? Понимал, но саблю взял. Вот тут он весь. И если мы таких начнем щадить, то что с нашей партией будет? Я скажу: каков поп, таков и приход! Расстрелять и никакой пощады!
Других мнений у членов Политбюро не было, но Сталин жестом попросил внимания.
— Товарищ Берия затронул важную мысль о восторженных дураках. Нам не следует сообщать об истинной подоплеке заговора этих негодяев, чтобы не плодить национальных дураков и потом их не наказывать. Для их же блага, так сказать, идею создания российской компартии нужно замолчать.
В начале июля 1951 года Маленков был чертовски занят, а его помощник Суханов привел в кабинет пришедшего к Маленкову на прием какого-то подполковника госбезопасности Рюмина с дурацкими обвинениями министру МГБ Абакумову. Рассерженный отвлечением от срочных дел, Маленков заорал на Рюмина.
— Да ты понимаешь, кого обвиняешь?! Да ты не только партбилета лишишься, ты в лагерях сгниешь!
— Товарищ Маленков, я все же считаю, что его нужно выслушать, — не обратил внимания на гнев шефа Суханов.
— Говори! — недовольно разрешил Маленков.
Рюмин начал взволнованно и фанатично:
— Да, товарищ Маленков, я считаю, что Абакумов создал преступную организацию еврейских террористов и эти террористы действуют при его пособничестве…
Маленков злобно хлопнул ладонью по столу.
— Ну, хоть один факт у тебя есть?!
— Ну, выслушайте меня… — взмолился Рюмин.
— Говори! Но только факты, а не этот антисемитский бред!
— Я вел следствие по делу врача-еврея, профессора Этингера. Он был арестован за антисоветскую пропаганду — ну, вместе с сыном болтали про товарища Сталина…
— Да знаем мы об этом, Абакумов прислал в ЦК протоколы допросов, — недовольно скривился Маленков.
— Так вот, этот Этингер вдруг берет и признается на допросе, что неправильным лечением убил товарища Щербакова за то, что тот был антисемитом.
Маленков опешил.
— Ты этого Этингера что — бил?
Рюмин, стуча себя в грудь, поклялся: