– Марио Гримальди, Крестный отец, ты знаешь.

Бекстрём потратил большую часть выходных, размышляя над своим делом, печальной кончиной адвоката Томаса Эрикссона, а связанными с ней юридическими тонкостями он с легким сердцем предоставил заниматься Лизе Ламм и ей подобным. Другое интересовало его гораздо больше. В остальном все прошло как обычно, что касается еды, напитков и моциона. Выражение «здоровый дух в здоровом теле» уже давно стало для него некоей путеводной звездой, и никакое отступление от данного правила было невозможно.

Прочее время ушло у него на усилия хоть немного сократить ныне бесконечную очередь изнывающих от страсти женщин, претендующих на знакомство с его суперсалями. Сейчас речь шла о двух новых и пока неопробованных дарованиях. После обеда в субботу о двадцатипятилетнем ногтевом дизайнере, которая, судя по фотографиям, сделанным ею самой при помощи веб-камеры, чисто внешне выглядела многообещающе, но оказалась полным разочарованием, когда пришло время заняться делом.

«Самое большее четверка, слабая четверка, даже очень слабая», – подумал Бекстрём, когда наконец все закончилось и он смог отправить ее домой в пригород, где она, возможно, жила. Обещанный ужин ему пришлось отменить, поскольку позвонили со службы и потребовали, чтобы он в срочном порядке прибыл в Ринкебю, где как раз произошло убийство.

– Боже, какой ужас, – сказала дизайнерша, стоя в коридоре на пути к выходу. – Хорошо еще, есть такие ответственные люди, как ты, но ты должен пообещать, что мы скоро увидимся снова.

– Естественно, – солгал Бекстрём. – Нам надо обязательно это сделать.

Потом все вернулось на круги своя, остаток дня прошел по графику любой обычной субботы, и Бегстрём завершил вечер приличным ужином в «Подвале Оперы» в компании с самим собой.

Воскресенье получилось лучше. Значительно лучше. Тогда он пообедал с тридцатипятилетним ревизором с собственной фирмой, а когда они перешли к делу, она оказалась лишенной комплексов сексоманкой, которой он сам никогда не доверил бы никакие бумаги или деньги. Хотя зачем ей требовалось заниматься такой ерундой при мысли о навыках, которыми она в остальном обладала?

«Сильная восьмерка, даже слабая девятка, что, пожалуй, выводит ее в мировые лидеры среди женщин-экономистов, бухгалтеров и подобной шушеры», – дал свою оценку Бекстрём. Он уже мысленно представлял ее на помосте на чемпионате мира по сексу среди представительниц ее специальности, как она стояла там на четырех точках с задранной вверх кормой, свисающей вниз тяжелой грудью и в запотевших очках, сползших на кончик носа.

– Обещай, что мы увидимся снова, – сказала она, собираясь уходить.

– По данному пункту можешь быть абсолютно спокойна, – заверил свою гостью Бекстрём, который уже занес ее номер в свой мобильник.

Затем он рано лег спать, и, как зачастую прежде, истина посетила его во сне так, что ему не понадобилось прилагать ни малейших усилий на сей счет. Подобное ведь случалось с теми немногими вроде него, кто имел дар видеть фактическую суть происходящего, не концентрируясь лишь на внешней показной стороне события и не зацикливаясь на ней. При мысли о том, кем была его так называемая жертва убийства, он также не мог и представить себе лучшего окончания для данной части истории.

В понедельник, сидя на заднем сиденье такси на пути в здание полиции Сольны, он, по большому счету, уже знал, как все произошло. Оставалось лишь расставить все детали по своим местам, прежде чем он смог бы заняться тем, о чем, прежде всего, шла речь. А именно: позаботиться о том, чтобы малыш Пиноккио и его длинный нос незаметно и с гарантией остались у своего нового владельца, комиссара полиции Эверта Бекстрёма.