– Ну а Хольт тогда? – не сдавалась Анника Карлссон. – Почему она тоже должна сидеть здесь?
– Исключительно по той причине, что подписала точно такую же бумагу, как и ты, до твоего прихода.
– О чем мне в результате запрещено говорить, – произнесла Анна Хольт с восторженной улыбкой.
– Но это ведь абсолютно бессмысленно, – заметила Анника Карлссон и покачала головой.
– Я пришла сюда совсем не для того, чтобы забрать в полицию безопасности расследование убийства, которым занимаешься ты и твои коллеги. Я решила поговорить с тобой совсем по другой причине. И во-первых, хочу знать о подозрениях в отношении фон Комера, о том, насколько они оправданны. Во-вторых, меня беспокоит утечка в средства массовой информации, причем таким образом, что там явно можно говорить о чем-то большем, чем об обычной излишней болтливости или чьем-то желании подзаработать. В-третьих, у меня есть один конкретный вопрос. Кто из твоих коллег стоит за этой утечкой?
– А как же быть с защитой источника? – спросила Анника Карлссон. – Поправь меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, так записано в конституции.
– Да, но там столь же четко прописано исключение, когда защита не действует, а именно, если речь идет о преступлении против государственной безопасности. Кроме того, это явствует и из бумаги, которую ты сейчас подписала.
– Но если предположить, что это я организовала утечку?
– Нет, – сказала Лиза Маттей и покачала головой. – Это не ты. Именно поэтому я сижу здесь и разговариваю с тобой.
– То есть ты это знаешь? Наверняка?
– Да, – подтвердила Маттей без намека на улыбку. – Знаю. И если тебя интересует, откуда мне это известно, отвечу: я просто вижу все в твоих глазах. А не потому, что мы прослушивали твой телефон или придумали какой-то другой технический фокус-покус.
– О’кей. – Анника Карлссон пожала плечами. – Тогда я расскажу, что сама думаю по этому поводу.
«Ты, конечно, самый жуткий человек, с которым я когда-либо встречалась в моей жизни, чертова высокородная сучка», – подумала она.
Через двадцать минут Анника закончила. Подозрения в отношении фон Комера? Если говорить о его попытке надуть Эрикссона в связи со сделкой с произведениями искусства, там все выглядело крайне обоснованным. В отличие от обвинений в подстрекательстве или соучастии в убийстве адвоката. Одновременно их, пожалуй, стоило расследовать при мысли об уже имевшихся доказательствах. Зато, по мнению Анники Карлссон, барон уж точно сам не мог забить Эрикссона до смерти.
– У него кишка тонка. Кроме того, я полагаю, это выяснится достаточно быстро. Насколько он замешан в самом убийстве, – подвела итог Анника Карлссон. – В худшем случае, все обстояло так, что он просто захотел вернуть себе картины и взял с собой Окаре и кого-то другого подобного ему, чтобы они помогли ему с практической стороной дела. И даже находился дома у Эрикссона, когда все случилось. Но чтобы он сам ударил его по башке? Забудь. У него нет качеств, необходимых, чтобы сделать все таким образом. Поверь мне.
– О’кей, – сказала Лиза Маттей. – А каково твое мнение об утечке в газеты?
– Я не знаю, честно признаться, – ответила Анника Карлссон и покачала головой. – Если говорить о случившемся сегодня, в прессе раньше ни слова не появлялось на сей счет, во всяком случае, я ничего не видела. Заметила только, что репортеры уже находились на месте утром, когда я приехала туда. А потом у меня хватало дел. Кроме того, я слишком плохо представляю, как работают средства массовой информации. Поэтому данный вопрос, пожалуй, не ко мне.
– Но что ты скажешь относительно фоторобота Гарсия Гомеза? Того, который вы составили на прошлой неделе, появившегося в сетевых газетах вчера утром. Как, по-твоему, он мог оказаться там?
– Я почти на сто процентов уверена, что это в любом случае не Бекстрём, – сказала Анника Карлссон.
– Почему ты так считаешь?