Ещё, ещё, ещё…

Пока она не кончит от его лихорадочных и ритмичных проникновений. В неё, размазывая смазку по пальцам и внутри, по гладким сокращающимся стенкам.

Блять.

Слышать её. Так нужно. Грейнджер… Грейнджер, пожалуйста… необходима, охуеть, как необходима… с ума схожу, Грейнджер… В голове звон, а внутри уже дрожит бесконтрольное, удушливое удовольствие, закручивающееся в паху. Вырывающееся рваным стоном вместе с первым спазмом, скрутившим нутро, выгнувшим спину.

Продолжая двигать рукой, сильнее вжимаясь в подушку затылком, ощущая эти бесстыжие, судорожные содрогания, от которых моментально пересыхает глотка. И даже стон получается заглушённый. Бессильный.

А от ощущения собственной быстро остывающей спермы на животе сводит зубы.

Что может быть хуже той пустоты, остающейся после того, как ты кончил себе в кулак?

Остался лежать, всасывая в лёгкие раскалённый воздух. Снова рыча на выдохах, на этот раз — от разочарования. И… да. Пустоты.

Хуже нет ничего.

Разве что спуститься утром на завтрак, заметить её взгляд, направленный на Миллера.

И теперь стоять в комнате Блейза, уставившись стеклянным взглядом в отражение и пропуская переговоры слизеринцев мимо ушей.

И это просто пиздец.

— Мальчики, вы там скоро?

Даф.

Раз — и выдернула из глубоких лабиринтов, наполненных густым илом и затруднённым дыханием подсознания.

— Да, мы уже идём! — Теодор вставал с края кровати несмело — ему наконец-то удалось прикрепить к себе злополучный рог. — Ну, как я?

Он слегка развёл руки в стороны, будто демонстрируя себя во всей красе.

— Неплохо, — Забини придирчиво осмотрел тёмный пух шерсти на плечах. — А теперь представь, если Помфри не сможет убрать это.

На полный ужаса взгляд Теодора Блейз только ухмыльнулся, открывая дверь и встречая Дафну мягким объятием.

Судя по всему, слизеринка решила в этом году воплотить в себе призрака — кожа её была бледной, под глазами темнели круги, а одежда была свободной и светлой. Это не отняло у неё очарования, поэтому даже в таком костюме Гринграсс была привлекательной.