Единственная статья, полемика которой сохранила всю свежесть и остроту современности, это — заключительный этюд сборника «Наши злоключения». Он направлен против апостола большевиков г. Ленина и чрезвычайно интересен убийственной критикой того уродливого продукта русского умственного развития, который известен под названием «большевизма».
Потресов мужественно вскрывает и разъясняет интеллигентский характер русской социал-демократии и из него выводит все характерные особенности «большевизма», родившегося по прямой линии от «марксизма кружкового подполья» (стр. 259). Эта «интеллигентски-кружковая среда» — «один из островков в безбрежном пространстве политически-аморфного общества», которое наделило её «собственной социально-политической неразвитостью и соответственною беспомощностью в оценке происходящих внутри его (общества) процессов». Автор останавливается на этом несомненно верном указании и не только не решает, но даже не ставит дальнейшего вопроса: почему же эта куцая интеллигентски-кружковая идеология оказалась всё-таки столь влиятельной в нашей революции, что в конец извратила дело русской социал-демократии?
Я думаю, это случилось потому, что и пролетариат оказался достаточно «социально-политически неразвитым» для восприятия такой идеологии и «соответственно беспомощным в оценке происходящих внутри общества процессов». Между уровнем «революционной интеллигенции», т. е. социал-демократии, и «революционного народа», т. е. пролетариата, оказалось некоторое «исторически-неизбежное» соответствие.
Нам думается, что «испытанное орудие материалистического понимания истории», о котором автор «Этюдов» говорит в своём предисловии, даёт уловить именно эту связь.
Международное положение и международная реакция[444]
В течение лета произошли события настолько многозначительные, что не хотелось их касаться под первым впечатлением, которое могло быть поверхностным и ошибочным. Я разумею государственный переворот, происшедший в Турции. Теперь всё яснее и яснее становится, какими огромными последствия чреваты эти события. И в то же время совершенно ясно, что этот переворот — лишь один из эпизодов той новой эры европейской и мировой истории, которая началась крушением старого порядка в России. В настоящий момент словосочетание «крушение старого порядка в России» звучит, конечно, какой-то насмешкой над русскими людьми.
Но я говорю не о сегодняшнем дне, который принадлежит Дубровиным и Меньшиковым, а о событиях в их исторической перспективен, в их неизбежном сцеплении, в их логическом завершении. Турецкий переворот есть необходимое последствие столько же революции, сколько и реакции в России. И последнее для нас интереснее и важнее, чем первое. Можно сказать, что это, с русской точки зрения, самое важное поучение, которое дают нам турецкие события.
Несомненно, что они усложняют до последней степени международное положение России. Осью всей мировой политики в настоящее время являются отношения между Англией и Германией. Что же внёс турецкий переворот в международную ситуацию под знаком англо-германского соперничества? До турецкой конституции России принадлежала в этой ситуации огромная роль. Как ни расшатана была Россия войной и противонациональными эксцессами революции, за которыми спешит угнаться и которые уже перегнала противонациональная, убийственная для государства реакция, — несмотря на свою внутреннюю слабость, по самому соотношению международных сил Россия была очень большой величиной.
Но теперь эта сила нейтрализована и связана. Рядом с ней стала новая Турция, которая в короткое время должна вырасти в крупнейшую силу, всегда способную войти в любую международную комбинацию.
Турция, по всему своему прошлому, не может быть «другом» России. Это было бы психологически противоестественно и политически нерационально для Турции. А в то же время Турция может и даже должна быть «другом» по крайне мере одной из тех двух держав, отношения между которыми господствуют над мировой политикой — либо Англии, либо Германии. Но положение новой, конституционной и либеральной Турции среди этих двух держав ещё выгоднее: она может быть «другом» и той, и другой вместе. Это положение совершенно напоминает недавнее положение России между Францией и Германией (одна комбинация) и между Англией и Германией (другая комбинация). Первую комбинацию Россия — себе назло — использовала в том протесте против Симоносекского мира, из которого родилась русско-японская война. Вторую комбинацию она могла бы использовать в балканском вопросе, если бы вместе с турецкой конституцией на Ближнем Востоке не произошла полная перемена декораций.
Таким образом, не только Россия, как международная сила, нейтрализована и связана Турцией. Последняя готовится в известном смысле занять, да позволено будет мне так выразиться, то «психологическое место», которое до последнего времени в международной системе принадлежало России. Из этого могут вытечь очень разнообразные последствия, и даже весьма неожиданные. И одним из таких последствий, на мой взгляд, может быть, если не англо-германское сближение, то во всяком случае установление между Англией и Германией гораздо лучших отношений, чем те, которые господствуют теперь. Международная ценность и защищённость России ещё более понизится. По существу наступит её изолирование, такое, какое было в эпоху перед крымской войной (что и привело к последней) и потом после русско-турецкой войны 1877–1878 гг. до русско-французского сближения. Почему же Турция может способствовать англо-германскому сближению? Очень просто. Потому что она нуждается в дружбе и поддержке обеих этих держав, и обе оне заинтересованы в её дружбе. Это почва, которая сама повелительно диктует компромисс. О том, что интересы Турции и Германии солидарны, не стоит особенно распространяться. Немцы ищут в Турции приложения для своего капитала и для своей предприимчивости и никакими политическими аспирациями, опасными для Турции, не задаются. Возрождающаяся Турция может только выиграть от проникновения в неё даров германской экономической культуры. Взаимоотношения Англии и Турции сложнее. Англия заинтересована в том, чтобы египетский вопрос не был поставлен во враждебном ей смысле; с точки зрения положения вещей в Индии, где мусульмане составляют самый лояльный элемент, она должна считаться с «мусульманским» сознанием вообще, которое и окрепло именно под влиянием государственного переворота в Турции. С другой стороны, английская дружба, начиная с английского капитала, прямо неоценима для возрождающейся Турции, опираясь на собственные экономические и культурные силы Англии, Турция может много навредить англичанам, а Англия, враждебная Турции, может прямо раздавить последнюю; и в то же время Англия не извлечёт из уничтожения Турции для себя такой выгоды, которая сколько-нибудь соответствовала бы серьёзным замешательствам, всегда связанным с подобным столкновением.
Вот почему Турция должна быть в дружбе с Англией. С другой стороны, собственный экономический интерес Турции требует от неё, повторяем, поддержания самых лучших отношений с Германией.
Что всё это означает? А то, что международное положение России изменилось и осложнилось в огромной мере после турецкого переворота. Нельзя при этом упускать из виду того, что возрождение Турции ослабляет положение России и на Дальнем Востоке, ибо иметь своими соседями на двух противоположных концах сильную Турцию и сильную Японию — значит быть в сущности… зажатым с двух концов.
В начале XIX в. во время наполеоновских войн была распространена карикатура на русских с надписью
В том международном положении, в котором находится теперь Россия, только величайшее напряжение всех внутренних сил может предотвратить дальнейшее ослабление государства.
Между тем, что мы видим? Страна успокоилась и ушла внутрь себя. Начался сложный труд переработки политического созерцания, на котором выросли и действовали целые поколения. В это успокоение раздумья, из которого должно и может вырасти новое культурное творчество, растущая реакция беспрерывно бросает свои вызовы, которые свидетельствуют о том, что она одержима духом мелкой мстительности, застилающей перед ней всякие государственные перспективы.
Всякий день может принести нам великие государственные испытания. И ужас разбирает при мысли о том, с каким
И какой насмешкой звучат самые слова «национальный подъём» в эту минуту, когда лозунгом дня является призыв к низости и вымогательство подлости.
Внутренняя реакция есть теперь такая же, нет, даже большая национальная опасность, чем до русско-японской войны. Она есть разложение и убийство государства в самых его основах.
Отпрыск буржуазной культуры. Памяти Августа Бебеля[445]