17

Югуртианской эту войну назвали в честь Югурты, царя Нумидии, расположенной в Северной Африке, на территориях будущих Туниса и Алжира. Он был незаконнорожденным сыном брата предыдущего царя. Как и положено бастарду, оказался чересчур пробивным, сумел втереться в доверие к римлянам, благодаря протекции которых получил треть Нумидии после смерти дяди, который еще по трети дал своим сыновьям. Югурте показалось мало, укокошил одного из двоюродных братьев и заставил второго бежать в Рим. Поскольку Нумидия была союзником Рима в войне с Карфагеном, разрушенным до основания, римляне опекали эти земли, но не захватывали. Они попробовал уладить размолвку между кузенами, не сумели, после чего развязали войну. Начало ее было печальным для римлян: два года назад их армия была разбита нумидийцами во время ночного налета. Уцелевших легионеров взяли в плен, унизили, прогнав под ярмом. Это три копья, два из которых воткнуты в землю, а третье служит низкой перекладиной. Пленного прогоняли голым и согнувшимся почти до позы раком, то есть демонстрировавшего готовность обслужить, лишь бы остаться живым. Ходили слухи, что поражение случилось из-за предательства старших командиров, подкупленных царем, но никто не был наказан. В итоге руководить провинцией Африка, как назвали бывшие земли Карфагена, захваченные римлянами, был послан Квинт Цецилий Метелл по кличке Неподкупный, в то время консул Римской республики. Под его командованием и оказалась наша либурна. Нас послали к нему с сообщениями, после чего должны были вернуться на базу. Неподкупный, видимо, прикинул, что мы ему пригодимся, если придется срочно удирать, и приказал остаться.

«Стремительная» медленно движется вверх по течению реки Мутул. Я было подумал, что название происходит от слова «муть», поскольку вода был такая мутная, что дна не видно даже на глубине полметра, но на латыни это понятие обозначает другое слово. При глубине не больше пары метров река довольно широка, метров триста. Берега поросли деревьями и кустами. Климат сейчас здесь более влажный, чем будет в двадцать первом веке. Может, из-за того, что пока не вырубили леса и не вытоптали луга, превратив их в пустыню.

— Суши весла! — командует Сафон.

Либурна потихоньку теряет ход вперед, а потом начинает сплавляться по течению. Когда, перестав слушать два рулевых весла, нос судна отклоняется в сторону правого, высокого берега, кормчий приказывает опустить весла в воду и возобновить греблю. Так мы держимся почти на месте, поджидая, когда Третий легион под командованием легата Публия Рутилия и чутким руководством наместника Квинта Цецилия Метелла догонит нас. Легионеры сейчас спускаются со склона невысокой горы в долину, напротив которой мы находимся. Идут колонной по шесть человек. Под горой их поджидают три сотни всадников, которые преодолели гору быстрее. Кони жадно щиплют пожелтевшую траву. Наблюдая за ними, жалею, что не служу в кавалерии. Перегринов пока что редко берут туда и обычно целым отрядом, состоящим из одноплеменников под командованием своего вождя. Все-таки у кавалеристов жизнь веселее и добычи больше. Точнее, у них есть добыча, а у нас никакой. Разве что ставим сеть на ночь и на обед имеем свежую рыбу, сваренную или запеченную.

Центурион Фест Икций разгуливает по палубе от кормы к носу и обратно. Вид у него боевитый, как у старого военного коня, услышавшего сигнал трубача. Вчера вечером во время стоянки возле каструма он ушел туда к знакомым и вернулся утром с сильным запахом перегара и радостным настроением. Надеюсь, заряда бодрости ему хватит до вечера. В таком настроении он становится добрым, не терзает подчиненных тренировками.

Центурион останавливается рядом со мной и спрашивает, будто угадав мои мысли:

— Кавалеристом служить лучше, да?

Впрочем, он знает байку, что я будто бы хотел устроиться в преторианскую кавалерию, но не взяли.

— Не так скучно, как у нас, — ответил я.

— Да, здесь тебе не легион! — с грустью произносит он.

— Уверен, что знакомые легионеры завидуют тебе, с радостью поменялись бы местами, — сказал я.

— Это ты правильно подметил! — радостно воскликнул Фест Икций. — Все, как один, поздравляли меня и спрашивали, нельзя ли перевестись на либурну? Я бы с удовольствием набрал экипаж из проверенных солдат, но приходится служить вот с этими, — кивает он на своих подчиненных, которые сидят на палубе, прислонившись спиной к фальшборту. Потом, видимо, вспоминает, что и со мной тоже приходится служить, и говорит: — Ты, вроде бы, получше их. Потренировать немного — и получился бы хороший солдат.

Я улыбаюсь про себя, но ничего не говорю. От центуриона зависит, как будет протекать моя служба, так что напрягать с ним отношения ни к чему. Пусть тешит себя уверенностью, что имеет больше боевого опыта.

— Весла на воду! — в очередной раз командует Сафон.

На этот раз он доводит либурну до холма, прибрежный склон которого порос низкими деревьями и кустами. Я не сразу понял, почему не понравился этот холм. Вроде бы ничего необычного и тем более отталкивающего, враждебного в нем не было. Я смотрел на него и пытался понять, из-за чего появилось раздражение. Течение относит либурну от холма к середине долины, куда уже подошли передовые манипулы легиона. Солдаты шагают бодро. Наверное, не израсходовали еще заряд хорошего настроения, полученный при спуске с горы. Всадники трусцой скачут впереди них.

Как только мы равняемся с головой пешей колонны, Сафон приказывает гребцам приступить к делу. Под монотонный стук барабана либурна набирает скорость, обгоняет всадников, подходит к холму. На этот раз кормчий ведет либурну выше по течению до дальнего края холма.

И тут я понимаю, что мне не нравилось. Отсутствие птиц. Обычно при нашем приближении с растущих на берегу деревьев взлетали птицы. Одни раньше, другие позже, но их было много, а здесь словно вымерли. Или спугнул кто-то до нас.