Глава третья

Олег очнулся от дремы в летящем вертолете и в первые несколько секунд не мог понять, что его разбудило. Потом сообразил — во-первых, внезапно наступившая тишина, а во-вторых, ощущение, хорошо знакомое каждому пассажиру воздушного транспорта или даже обычного скоростного лифта, когда кажется, что опора уходит из-под ног слишком быстро, и тело за ней не поспевает, в особенности желудок, задержавшийся где-то в районе горла. Чувство, которое испытал Гарин, трудно было назвать дежа-вю, скорее ему подходило название «черт-те что». В самом деле, ведь не бывает таких совпадений. Просто не может быть. В первый раз — ладно, хотя и тогда отказ двигателя и падение вертолета были всего лишь инсценировкой, но во второй…

Он испытующе посмотрел на Столярова, который в ответ выразительно пожал плечами, дескать, сам в шоке. Как и в тот раз, Михаил сидел напротив Олега, правда, теперь его правая рука не была пристегнута наручником к кольцу в полу кабины, а покоилась на прикладе лежащего на коленях автомата, да и сам он вместо кедов и линялой спортивной формы был одет в комбинезон защитного цвета и высокие шнурованные ботинки. На Гарине был точно такой же костюм, хотя он совершенно не помнил, когда его успели переодеть. Память начала его подводить уже в зале вылета аэропорта, когда закончилось действие «специального» чая. На смену бодрости и ясности мысли пришли апатия, сонливость и непреодолимое желание опохмелиться. Однако Столяров наотрез отказался покупать спиртное, а всех денег Олега, учитывая стоимость напитков на борту, не хватило бы даже на баночку пива. Кажется, он все-таки нашел выход. То ли попросту стянул пару крошечных бутылочек из передвижного ящика проходившей мимо стюардессы, то ли выклянчил стаканчик у сидящих через проход мужичков, которые всю дорогу чем-то деловито булькали, прикрываясь газетой. Память Гарина хранила отрывочные воспоминания об обоих вариантах. Несколько четче он помнил, как его развезло в трясущейся туалетной кабинке и как кто-то долго ломился в дверь снаружи, а потом вдруг перестал ломиться, и наступила тишина. От нее-то Олег и проснулся… чтобы обнаружить себя в кабине вертолета, летящего над лесом навстречу серому рассвету, и подумать: «Не-ет!»

Вертолет клюнул носом воздух, и лопасти винта закрутились, быстро набирая обороты. Навряд ли кто-то, кроме пилота, мог сказать, чем была вызвана пятисекундная остановка мотора. Олег вздохнул облегченно. Поймав его взгляд, Михаил усмехнулся, потом вопросительно выпятил подбородок: «Как самочувствие?» Гарин кивнул: «Нормально», и уже на середине кивка снова провалился в сон.

Спал он беспокойно и, кажется, недолго, а окончательно проснулся только после раздавшегося над самым ухом окрика:

— Филимонов, к станку!

Гарин дернулся, ощутимо приложился затылком к выступу на стенке кабины и прикусил язык.

— Напугал? Извини… — сказал тот же голос на два тона ниже, потом, подумав, добавил: — …те. Товарищ подполковник, разрешите…

— Ш-ш-ш! Отставить, — перебил его Столяров. — Считай, что нас здесь уже нет. И, кстати, никогда не было. Ясно? Тогда все. Командуй, капитан.

Розовощекий Филимонов занял место возле пулемета, и командир отряда обернулся к пилоту:

— Савченко! Наших видишь? Левей смотри! Теперь увидел? Вот туда и сажай.