Глава первая

— Мне за тридцать шесть, — сказал Олег Гарин и не узнал собственного голоса. Хриплый, еле слышный — должно быть, таким хорошо вещать из могилы.

— Так. — Девушка в сиреневом форменном переднике выставила на прилавок чекушку дешевой водки. — Что еще?

Он прокашлялся, прежде чем ответить.

— И грамм двести вон той, по семьдесят.

Продавщица натянула на левую руку целлофановый пакет, достала из-под стекла обрубок колбасы и взмахнула ножом.

— Тут двести пятьдесят, нормально? — спросила она, взглянув на весы.

— Норма… — Его голос все-таки сорвался на сип. Гарин закашлялся и махнул рукой: «Нормально».

— Вам порезать?

Олег кивнул и поморщился. Интересно, как скоро продавщица начнет понимать его без слов? Он и так уже разговаривает одними числительными. Еще немного, и в ход пойдут междометия. Потом жесты. Через пару недель его будут обслуживать, не задавая лишних вопросов. Или наоборот, перестанут пускать в магазин, чтобы не отпугивал нормальных покупателей.

— Еще что-нибудь будете брать? Пакет не нужен? Тогда с вас пятьдесят три рубля.

Олег бросил в пластиковое блюдце заранее приготовленный полтинник и, порывшись в кармане, добавил к нему три монетки по рублю, затем сгреб с прилавка водку и колбасу и вышел на улицу, стараясь не смотреть ни на продавщицу, ни на покупателей, ожидающих своей очереди. На крыльце он остановился, рассовал покупки по внутренним карманам куртки и выглянул из-под жестяного козырька с надписью «ПРОДУКТЫ, 24 ЧАСА». С темно-серого неба сыпалась холодная мелкая морось. Гарин застегнул молнию, защелкнул кнопку под подбородком и втянул кулаки в рукава. Мерзкая погода, мерзкий месяц, все мерзкое. Единственная польза от дождя — то, что пенсионерки-балаболки из первого подъезда разбежались по квартирам. Это к лучшему. Олегу совсем не хотелось ощущать себя мишенью для чужих взглядов — ни сочувствующих, ни осуждающих.

Проходя мимо образцово-показательного палисадника, лучшего во всем дворе — здесь было даже что-то вроде сада камней и крохотный прудик, куда по наклонному желобу стекала дождевая вода, — Гарин замедлил шаг. Гладиолусы и анютины глазки давно отцвели, но из клумбы, сделанной из любовно раскрашенной автомобильной покрышки, торчало несколько бело-розовых гвоздик. Олег наклонился, выбирая среди подмерзших цветов те, что поживее, сорвал гвоздику, потянулся за второй и чертыхнулся, когда она выскользнула из размокшей земли вместе с корешком. Гарин оборвал корешок, стараясь, чтобы стебли обоих цветков получились одной длины, и вытер испачканную руку о штанину. Ну и хватит, пожалуй, решил он.

Олег перебрался на другую сторону Сколковского автобана по крытому надземному переходу и остановился на нижней ступеньке лестницы. Стеклянная труба перехода защищала от дождя и ветра лучше, чем крыша автобусной остановки, к тому же здесь не было людей. Толпа на остановке собралась изрядная, значит, автобуса не было уже давно. Он выехал из-за поворота минуты через три, в струях усилившегося дождя похожий на огромный, вывернутый наизнанку аквариум, мокрый снаружи и сухой внутри. Гарин поднялся в салон последним, кивнул водителю и, согнувшись в три погибели, пролез под турникетом.

Свободных мест было всего два: в закутке возле средней двери, по соседству с дамой в бордовом пальто, которая маялась, не зная, куда пристроить мокрый зонтик, и на возвышении в самом конце салона, в ряду из четырех кресел, три из которых занимали не умолкающие ни на секунду школьники. «Да не… Далеко и шумно, еще растрясет…» — подумал Олег и сел рядом с дамой, которая, бросив на него короткий взгляд, отодвинулась к окну. Гарин достал водку, свинтил крышку и сделал большой глоток. Зажмурившись, медленно выдохнул и замер, прислушиваясь к ощущениям: «Стошнит? Вроде нет. Не сейчас». Он развернул пакет с закуской. Соседка снова покосилась на него, должно быть, привлеченная запахом колбасы, и брезгливо отвернулась.