— Водку будешь? — спросил Олег, легонько толкнув ее локтем.

Вместо ответа дама вскочила и ужом прошмыгнула мимо Гарина, даже не попросив его подвинуться.

— Это правильно, — пробормотал он, потирая ушибленное зон- том колено, и наклонился за упавшим на пол пакетом с колбасной нарезкой. — Водка — зло.

Он сделал новый глоток и занюхал гвоздикой. Гвоздика пахла тоской.

Автобус, дернувшись, остановился, скрипнул дверьми. На задней площадке послышалась негромкая возня, на которую Гарин никак не отреагировал, погруженный в медленную, капля за каплей, борьбу со злом. Только когда по салону прошелестел возбужденный шепоток «Контролер! Контролер!», Олег обернулся. Резкий, собранный, готовый к бою. Как будто и не пил — ни сегодня, ни вчера, ни… сколько уже дней подряд? Ах да, сорок. Конечно же, сорок.

— Тьфу, черт! — Гарин разочарованно сплюнул под ноги. Взгляд его снова помутнел, пальцы, сжимавшие горлышко бутылки, точно рукоятку гранаты, расслабились.

Вместо закутанного в рванье кряжистого истукана с квадратными плечами и огромными ручищами по салону шел субтильный мужичок лет пятидесяти, одетый пусть не с иголочки, но довольно прилично. Каждому из пассажиров автобуса он совал в нос картонное удостоверение и спрашивал билет. С тем контролером, который с пьяных глаз примерещился Олегу, мужичка роднило только полное отсутствие эмоций на морщинистом лице.

— Ваш билет, — сказал контролер, поравнявшись с Гариным.

— Нету, — ответил тот.

— Тогда оплачиваем проезд. Оплачиваем, оплачиваем, — поторопил старичок, глядя поверх головы Олега.

— Нечем.

— Значит, на водку денег хватило, а на билет — нет?

Гарин промолчал. Ответ был очевиден.

— Тогда встаем и выходим, — скомандовал контролер.

— Я через одну выхожу.

— Я сказал, встаем и выходим. — Мужичок наконец удостоил Олега взглядом. — Сейчас.

Он подал знак водителю, который как раз пропустил через турникет новую порцию пассажиров и собирался отъехать от остановки. Средняя дверь распахнулась, впуская в салон холод и сырость.

«Какая же ты гнида, — думал Олег, глядя в самоуверенные глазки того же цвета, что и картонное удостоверение. — Считаешь себя богом, хотя на самом деле ты гнида. Контролер… Таких, как ты, я в Зоне клал пачками. Будь у меня „венец“…»

Впрочем, эта мысль посещала Гарина часто. В первые месяцы после возвращения на Большую землю — почти каждый день. Да и потом — всякий раз, когда ему приходилось общаться с инспекторами ГИБДД, с работниками регистрационной комиссии, с банковскими служащими, аудиторами, налоговиками и прочими душителями малого бизнеса, с обычной дворовой шпаной… «Будь у меня „венец“…» Но «венца» не было. Только память о том времени, когда Олегу достаточно было мысленно щелкнуть пальцами, чтобы, к при- меру, вот этот старичок сам вышел из автобуса через закрытую дверь.

Гарин вздохнул, коснулся ладонью лба над переносицей — в том месте, где когда-то к коже прижималось прохладное тяжелое кольцо, похожее на перекрученный корень окаменевшего доисторического растения, — и повторил, не чувствуя ни злости, ни раздражения, только усталость: