Глава четвертая

Витаро Даорут Кибар проснулся весьма необычным образом. Его глаза широко распахнулись, еще ничего не видя, а тело начало двигаться совершенно самостоятельно. Взлетело вверх подброшенное резким движением одеяло. Мгновенно оказавшись на ногах, гном схватил лежащие по бокам от своего ложа мечи и ударил. Сверкнув в полумраке, клинки с коротким свистом прочертили две почти параллельные прямые. Одеяло, и еще не успевшее упасть на пол, было разрублено на три неравных части. Кибар моргнул, окончательно проснувшись, и с натужным выдохом уселся прямо на свою подушку. Тишину его покоев нарушал лишь стук крови в висках да шумное дыхание самого Даорута, никак не желающее успокаиваться. Сон. Всего лишь кошмар, вспомнить из которого ничего не удавалось, кроме странной последовательности цифр «14-53-6987»… Или 86?

Витаро Даротут выкинул глупости из головы и принял позу сосредоточения. Аккуратно убрал мечи в ножны, положил их рядом с собой. Прошелся взглядом по почти пустой комнате. Одну из ниш в дальней стене занимал стеклянный цилиндр. В наполняющем его прозрачном растворе мягко светились голубым веточки живого камня. Их хрупкое переплетение дотянулось только до третьей отметки, нанесенной на стенку сосуда. Ветвь Глубокого Сна… До Ветви Пробуждения оставалось еще довольно много времени. Внимание совершенно успокоившегося гнома сосредоточилось на искромсанном одеяле. Витаро медленно протянул руку и извлек из общей кучи обрезок длиннополой черно-желтой безрукавки. Вот это уже было нехорошо. Изрубить на куски накидку с цветами клана, необходимую часть наряда подгорного воителя… Причем из-за небрежности… Проступок, тянущий на три, если не на все четыре шрама. Кибар аккуратно собрал испорченный предмет одежды и сунул к своим личным вещам, которые слуги не станут трогать. Не пойман – не вор, удивляясь самому себе, подумал он. В другое время воин, скорее всего, сам бы попросил о наказании, но после аудиенции у Мон Даорута не хотелось осложнять отношения с главой клана еще больше. Сна не было ни в одном глазу. Напротив, хотелось двигаться, чтобы окончательно разогнать вялую муть, прячущуюся по телу. Что ж, желание совершенствовать свои навыки похвально и достойно воина. Кибар не мог найти причину, почему бы ему не потренироваться в одиночестве, коротая время до утренней трапезы. Конечно, Мон Даорут запретил ему показываться в общем тренировочном зале… Но зато Зал Звона Стали сейчас пустует и вполне подойдет.

Облачившись в тренировочную одежду, Витаро Даорут сунул за пояс мечи и посмотрел на плетеную клетку, стоящую в углу. Ее обитателя не было видно. Скорее всего, животное спало, спрятавшись в устилавших дно своего жилища соломе и листьях. Только покидая покои главы клана, воин вдруг вспомнил, что все это время его питомец находился у него за пазухой. И вознес про себя короткую хвалу духам предков за то, что хвостатое недоразумение все время проспало и не вылезло пред светлые очи Мон Даорута. Прямо посреди весьма эмоционального рассказа о том, какими мерзостями и болезнями кишит поверхность, и что Витаро, сам того не ведая, мог принести в чертоги заразу похуже сыпучей дрожи… Но если повезло один раз, не значит, что в следующий раз повезет так же. Так что гном решил питомца из клетки без особой необходимости не выпускать. И подумал, что нужно будет сделать зверьку более подходящее обиталище, позолотить двери темницы, как говорится. На этой мысли Витаро Даорут покинул свои апартаменты.

Никого не встретив, он благополучно добрался до цели. Мох, покрывающий высокий потолок зала, был особенный, и светился гораздо ярче, чем используемый для освещения обычных помещений. Отполированный каменный пол без всяких узоров, по стенам развешано различное оружие и доспехи, как для тренировочных поединков, так и для боя насмерть. Зал Звона Стали использовался в нескольких случаях, наиболее частым из которых были выяснения отношений между членами клана. В иные дни сюда выстраивалась целая очередь… Но никто не стал бы назначать поединок в такую рань. Для испытаний же на право носить четвертый клинок время еще не подошло. Витаро Даорут разулся, достал из-за пояса мечи. Положив их на одну из свободных подставок в одной из ниш, начал разминку. Движения были привычны, лишь сначала возникло слабое сопротивление, но очень быстро исчезло. Кровь быстрее побежала по жилам, и разум воина, пребывая в пустоте, вернулся к насущным проблемам.

Точнее, к выволочке, которую Кибару устроил глава клана. Это оставило двойственное чувство. Каждый упрек был справедлив, и каждое слово Мон Даорута было верно, равно как и решение о ссылке в провинцию. Но Витаро Даорут чувствовал, что-то не так. Причем это чувство было настолько сильно, что хотелось положить руку на единственный оставшийся за поясом меч. Это, разумеется, было недопустимо во время аудиенции у главы клана. Удержаться и сохранить спокойствие стоило невероятных усилий.

После разминки тела и двух базовых форм безоружного боя пришло время стали. Кибар снова, как он делал практически изо дня в день, прошел все формы. С правым малым мечом – для защиты себя. С левым – для защиты ближнего… Строго говоря, разница была не в держащей меч руке, а во времени получения. Несмотря на лютую вражду своих адептов, традиции двух крупнейших ассоциаций школ фехтования в подгорном царстве были схожи. Были еще, конечно, Школы Каллиграфов, но они стояли немного на особицу, ибо их учениками в основном становились те, кто уже получил все четыре клинка. Первый – для защиты своего тела, второй – для защиты товарища. Третий – для защиты своей чести, а четвертый – для защиты клана. И был еще пятый меч, Кисть Сердца, который обретали лишь подлинные мастера. Когда девять лет назад Ортаро Даорут отправлялся на поверхность, известен был только один кандидат на это звание.

На второй половине форм для третьего меча воин заметил, что не один в зале. Наблюдателем оказался Уззар, молча устроившийся на полу в углу зала. Старик сидел неподвижно, и глаза его смотрели куда-то в пространство. Таким он и остался до самого конца упражнений – даже не моргнул ни разу. Но на поклон убравшего мечи в ножны Кибара отреагировал без задержки – поклонился, уперев кулаки в пол:

– Прошу простить мою нескромность, Витаро Даорут, я позволил себе праздно услаждать свой взор…

Воин подошел к своему старому учителю.

– Учитель Уззар! – Кибар среагировал несколько эмоциональнее, чем хотел. Почему-то привычный танец стали не принес успокоения. – Прошу, не надо лишний раз напоминать мне о моем статусе! Я и так не способен об этом забыть! Пожалуйста, общайся со мной как раньше, простой речью.

Начальник стражи Верхних Врат позволил себе короткий смешок. С кряхтением встав, он сказал:

– Техника твоя без изъянов, девять лет не прошли зря. Я опросил свидетелей твоего поединка. Ты одолел Цаорамэ коротким выхватом Школ Двух Колонн… Даже жаль, что твои плечи предназначены для большей ответственности – как по мне, так ты вполне можешь достигнуть Пятого меча… Тем более, что ты из Старшего Рода – время для совершенствования у тебя есть…

Витаро Даорут, подстраиваясь под шаги Уззара, успешно подавил подзабытое чувство неловкости. Ничьей вины в том, что ученик будет жить почти в три раза дольше своего учителя, не было. Так было угодно духам предков. Давным-давно, тысячелетия назад подгорные мудрецы выделили самых достойных из гномов и дали им больший срок жизни, нежели остальным. Так появились основатели Старших Родов, и по сей день удерживающих правящие позиции в большинстве кланов.

– Не знаю, учитель… Ты же сам учил, что Кисть Сердца – клинок, что возникнет в момент высшего озарения, когда атака и защита перестанут отличаться, а противники застынут и деяние станет равно недеянию… Я даже близко не подошел к пониманию этого принципа. Кстати говоря, тебе позволено со мной общаться? Мон Даорут поместил меня в карантин…

– Я с тобой говорил еще когда ты входил во врата, – отмахнулся старик, уверено двигаясь к своим покоям. Понизив голос, он серьезно спросил: – Неужели думаешь, что Мон Даорут боится каких-то болезней с поверхности? Просто последнее время он активно пытался примириться с Целителями, а ты, едва прибыв, умудрился обрушить все его планы… Вот он и отсылает тебя, чтоб и ты ничего не натворил, и самому остыть. Так что завтра отправляется Большой Червь, а до того времени я, пожалуй, составлю тебе компанию. Я приказал подать нам завтрак в мои покои, раз кушать в общей трапезной тебе нельзя. Надеюсь, молодой господин будет не очень тяготиться обществом своего старого учителя?