— Повезло ему…что не хватило, — не могу не подколоть и аккуратно прикасаюсь к широкой, улыбающейся морде. Рука тут же облизана, чуть ли не до локтя.
— Ты ему понравилась, — Демид одобрительно кивает, — он, между прочим, далеко не всем так радуется. Например…
Затыкается, так и на сказав, какой там пример, но я примерно догадываюсь о ком речь. Моментально представляю Воблу. Как она вышагивает по этой дорожке, отбивая четкую дробь своими шикарными шпильками. Это место и она — идеально подходят друг для друга.
Ревность тут как тут. Закрываюсь. Насильно отгоняю ее от себя, напоминая, что прав на нее нет. Желания — тем более. Я бы многое отдала, чтобы ничего не чувствовать к этому мужчине, но сердце все равно замирает, когда смотрю, как он треплет псину по лохматой голове и улыбается. Его улыбка, как наркотик. Редкая, но крышу мигом срывает.
— Хоть кому-то я тут нравлюсь, — ворчу себе под нос и отворачиваюсь.
Мы идем к дверям, а Сэм все это время трется возле меня. То боком прислонится, едва не уронив, то башкой своей шишковатой под колени боднет от избытка чувств. Я только успеваю уворачиваться, но, как ни странно, его присутствие успокаивает и поднимает настроение. Мы с ним точно подружимся.
Внутри я совсем теряюсь, и топчусь возле порога, не зная куда деваться. Потому что в таких хоромах отродясь не была. В холле столько места, что можно три наших квартиры разместить. Потолки высокие, окна огромные, от пола до потолка. Лестница широкая с коваными перилами. Светло, много воздуха. Дорого и сдержано.
— Что скажешь? — он так пристально смотрит, будто ему не все равно, что я думаю о его жилище.
— Бедная та женщина, которой приходится всю эту плантацию отмывать, — выдаю, крутя по сторонам головой, — это ж дворец.
— Не преувеличивай. Просто дом.
— Вот у моей тетки в деревне — там да, просто дом, а у тебя, — поднимаю руки, пытаясь объять необъятное, — фазенда!
Барханов смеется:
— Так еще мое скромное жилище никто не называл. И да, драит все это не бедная изнеможённая непосильной работой женщина, а служба клининга. Причем за хорошие бабки.
— Буржуй, — морщу нос, — может у тебя еще и повариха есть?
— Есть, — соглашается он, и видя, как вытягивается моя физиономия добавляет, — не на каждый день, лишь по особым случаям. Утром я в состоянии и сам себе кофе сделать, на обед я никогда не приезжаю, да и ужинаю в основном за пределами дома.
— Теперь понятно, почему ты к своим годам так и не женился. У тебя и так все есть. И поломойка, и повариха, и все остальные.
— Лер, моя жена такими вещами заниматься не будет.
— Золотой ты мужик, Барханов. Тебе бы еще характер не как у мороженого лосося, вообще бы цены не было, — я, как всегда, нервничаю и порю всякие глупости.
К счастью, сегодня Демид в каком-то особенном расположении духа и не начинает возить меня носом по полу, как котенка, наделавшего свежую кучку. Наоборот, улыбается.
Что-то я не припомню, чтобы он когда-нибудь столько улыбался.