Заботу родителей о ребенке ряд авторов рассматривает как форму трудовой деятельности и, исходя из этого, считает возможным использовать термин «выгорание» и в контексте детско-родительских отношений (Базалева, 2010; Ефимова, 2013; Попов, Кмить, 2012).

И. Н. Ефимова (2013) определяет синдром родительского выгорания как «многомерный конструкт, включающий в себя набор негативных психологических переживаний и дезадаптивного поведения матери и отца, связанных с детско-родительским взаимодействием при выполнении родителями деятельности по заботе о детях, их воспитанию и развитию» (Ефимова, 2013). Автор предлагает модифицированный опросник «Родительское выгорание», разработанный на основе методики оценки профессионального выгорания для различных типов профессиональной деятельности Н. Е. Водопьяновой и Е. С. Старченковой. Данный опросник позволяет выявить специфические характеристики симптомов родительского выгорания. Эти симптомы обозначаются так же, как и классические симптомы триады C. Maslach (1996). При этом эмоциональное истощение понимается как ощущение эмоционального перенапряжения, утраты интереса к собственным детям и к окружающему миру в целом, равнодушие или эмоциональное перенасыщение, чувство опустошенности, исчерпанности собственных эмоциональных ресурсов. Деперсонализация – дегуманизация (обесценивание) – представляет собой тенденцию развивать негативное, бездушное, циничное отношение к детям, их чувствам и переживаниям, сопровождающееся снижением эмпатии, потерей отзывчивости, соучастия. Редукция родительских достижений отражается в уменьшении или упрощении действий, связанных с заботой о детях, а также снижении чувства компетентности в выполнении своей родительской роли (Ефимова, 2013). Анализируя результаты корреляционного анализа шкал опросника «Родительское выгорание» с данными, полученными по шкалам теста-опросника Баса-Дарки, методике Зунга и показателями смысложизненной ориентации (методики СЖО), автор отмечает, что родственными характеристиками для параметров родительского выгорания являются уровень агрессии, враждебности, стресса и депрессии, в то время как высокий уровень осмысленности жизни выступает в качестве протективного по отношению к «выгоранию» фактора. Интересно отметить, что эмоциональное истощение в наибольшей степени связано с обидой, а также общим индексом враждебности, раздражительностью, подозрительностью, чувством вины. Деперсонализация (то есть обесценивание или формализация общения с ребенком) – с чувством вины (Ефимова, 2013).

Ряд исследований посвящен изучению специфики выгорания родителей, дети которых страдают различными психическими и соматическими заболеваниями (Lindstrom, Aman, Norberg, 2010; Norberg, 2007).

В частности, изучение эмоционального выгорания у родителей, дети которых страдают онкологическими заболеваниями, проведенное A. L. Norberg (2007), показало, что такое выгорание в большей степени характерно для матерей больных детей. В то время как в группе обследованных отцов по сравнению с нормативной выборкой значимых различий выявлено не было. Автор предполагает, что полученные данные отражают более выраженную, по сравнению с отцами, подверженность матерей влиянию хронического стресса, обусловленного болезнью ребенка, что в свою очередь связано с ролевой структурой семьи.

Признаки эмоционального выгорания обнаруживаются у родителей детей, имеющих особенности в развитии (умственная отсталость, аутизм), а также родителей детей, страдающих сахарным диабетом и воспалительными заболеваниями кишечника (Lindstrom, Aman, Norberg, 2010; Weiss, 2002).

Таким образом, в большинстве работ обнаруживается связь выгорания и хронического стресса, обусловленного заболеванием ребенка.

В настоящее время выгорание у родственников наркозависимых остается практически неисследованным. Несмотря на то, что в доступной литературе нами не было обнаружено исследований, прицельных с точки зрения оценки истощения, деперсонализации и редукции достижений в рамках синдрома выгорания, существуют данные, отражающие схожую симптоматику у родственников аддиктивных больных.

Так, описывая трансформацию отношений в семье больного наркоманией, R. Liepman, R. Flachier и S. Tareen отмечают наличие выраженных негативных эмоциональных переживаний у близких зависимого, которые часто испытывают досаду и негодование, проявляющиеся в сарказме, подтрунивании над больным, выдумывании унизительных прозвищ, запугивании или даже применении насилия для выражения собственного гнева (Liepman, Flachier, Tareen, 2008). С нашей точки зрения, эти проявления вполне соответствуют компоненту деперсонализации/дегуманизации синдрома выгорания. Такие переживания у близких зависимого, как правило, сопровождаются ощущением собственной беспомощности, несостоятельности, депрессивной симптоматикой, возникающей в связи с тем, что зависимый не оправдывает ожиданий, возложенных на него близкими, не обращается за помощью, или ему не становится лучше, несмотря на все попытки семьи помочь (Ерофеева, 2013; Сараев, 2009; Morgan, Litzke, 2012). Здесь, как видно, отчетливо проступает симптоматика компонента редукции синдрома выгорания, обусловленная постоянной фрустрацией деятельности опекающих больного близких, стремящихся справиться с его болезнью.

Сходные тенденции, которые вполне могут рассматриваться как проявления компонента деперсонализации и редукции, представлены В. Д. Менделевичем (2002) и A. Н. Булатниковым (1998). Изучая динамику семейных отношений, авторы описывают постепенно возникающее у членов семьи наркозависимого чувство горечи, враждебности и презрения, нарастания безразличия к исходу болезни. По мере течения заболевания члены семьи часто эмоционально отстраняются от зависимого, угрожают выгнать из дома и прекратить всяческие отношения.

Н. А. Ерофеева (2013) при описании актуального психического состояния матерей и жен пациентов с алкогольной и игровой зависимостью отмечает высокий уровень психофизического дискомфорта, проявляющийся в жалобах на снижение интереса к деятельности, потерю жизненной энергии, ощущение собственной бесполезности и беспомощности. Данные проявления также могут отражать компоненты синдрома выгорания, связанные в первую очередь с эмоциональным истощением близких больного наркоманией.

Так называемая блокада высших эмоций и «психическая анестезия» у родственников наркозависимых, возрастающая параллельно прогредиентности и длительности наркомании у их близкого, а также «поразительная черствость не только к другим детям и родственникам, но и к самим больным», отмечаемая В. В. Чирко, М. В. Дёминой, М. А. Винниковой и А. М. Бариновым (Психопатологические проявления созависимости в клинике наркомании / В. В. Чирко [и др.], 2005), вероятно, также может являться проявлением компонента деперсонализации в рамках синдрома выгорания.

Важно отметить, что В. В. Чирко, М. В. Дёмина, М. А. Винникова и А. М. Баринов (2005) также описывают деперсонализацию у родственников аддиктивного больного, подразумевая при этом психопатологический симптомокомплекс, расстройство самосознания личности, выражающееся в ощущении утраты ее единства, искажении и отчуждении некоторых или всех своих психических или физических процессов (в частности, эмоциональных переживаний).

Различия в понимании деперсонализации иллюстрируют многочисленные недоразумения, которые возникают в связи с использованием в литературе, посвященной эмоциональному выгоранию, строго определенного в психиатрии термина, где он понимается как устойчивое или рецидивирующее нарушение в восприятии самого себя до такой степени, что ощущение реальности самого себя временно утрачивается (Каплан, Сэдок, 1998).

Следует иметь в виду, что под деперсонализацией в контексте синдрома выгорания понимается скорее личностная реакция непсихотического уровня, проявляющаяся в циничном отношении к труду и объектам своего труда, формирующаяся как своеобразная самозащита, эмоциональный буфер в ответ на развивающееся психоэмоциональное истощение (Стресс, выгорание, совладание в современном контексте / под ред. А. Л. Журавлева, Е. А. Сергиенко, 2011).

Анализируя литературные данные по проблеме выгорания, следует отметить, что в настоящее время отсутствует единое понимание симптоматики, механизмов формирования и сферы применения данного феномена. Так, например, если в большинстве работ термин «синдром» используется скорее в метафорическом смысле, а понятие «выгорание» является немедицинской социально допустимой этикеткой, оказывающей минимальную стигматизацию (Shirom, 1989), то в отдельных европейских странах данный феномен признан вполне определенным диагнозом, входит в национальные модификации международного перечня болезней и служит основанием для получения соответствующего лечения и компенсации (Klink van der, Dij k, 2003).

Вместе с тем в качестве важной либо определяющей составляющей синдрома выгорания приводится истощение. Это дает возможность рассматривать феномен выгорания в контексте любых межличностных отношений, в том числе и отношений больного с родственниками, осуществляющими заботу о нем. Этот аспект отношений во взаимодействии больного и его близких представляется чрезвычайно важным, поскольку позволяет объяснить механизмы формирования многих хорошо известных явлений, разворачивающихся в сфере взаимодействия пациента и его близких и связанных с неэффективностью и блокадой их усилий по изменению наличной жизненной ситуации.