А в это время Вильмош Грос выплюнул изо рта два выбитых зуба.

— Молочные, — сказал ему в утешение истязавший его жандарм, — до женитьбы еще вырастут.

Но бить все же перестал, приказав встать лицом к стене.

Вильмош не знал, сколько времени он так простоял. Ноги у него начали дрожать. Стоило только ему слегка пошевелиться, как к нему подошел жандарм и ребром ладони ударил его по затылку, не сильно, совсем даже не больно. Это был скорее толчок, чем удар, но он так стукнулся лицом о стену, что нестерпимая боль пронзила нос.

— Стоять смирно, — почти вежливо сказал жандарм, — и только смирно.

«Наверняка перелом», — подумал паренек, не смея дотронуться до носа, из которого лилась кровь.

Он смотрел на стену, на белой извести которой проступали небольшие пятнышки. Горло перехватило, на глаза навернулись слезы. «Мама…»

Хлопала дверь, в комнате слышались шаги. Кто-то входил и выходил.

А он стоял по-прежнему по стойке «смирно». Голова гудела, на белой стене прыгали цветные круги, потом стена вроде бы шевельнулась, а он закачался.

Кто-то позвал его по имени.

Он хотел повернуться, но ноги будто вросли в землю.

— Не слышишь?!

Снова такой же удар в затылок. Вильмош громко застонал. Было такое чувство, будто нос оторвали от лица.

Но наконец он смог сдвинуться с места, повернулся кругом и тут же упал на пол.

Его перетащили в другую комнату. Там было много людей, которые, как и он, стояли вдоль стен. Он должен был делать то же самое. Стоять, только стоять, и ничего больше.

Дважды, потеряв сознание, паренек падал на пол. Тогда в лицо ему плескали водой. Он с трудом поднимался и снова стоял.

Позднее всех арестованных построили по двое и куда-то повели.

Потом всех затолкали в крытые грузовики.

Ехали недолго. Когда грузовики остановились, тотчас же открыли борта и раздалась команда:

— Выходи!