– Шарриак, вы не очень хорошо изучили доску. У вас есть тридцать три процента, не больше. Я предлагаю кандидатуру мадам Карре и прошу ее приступить к голосованию.

Он в отчаянии воздел руки:

– Это абсурд! Не вижу смысла поддерживать ее на искусственном дыхании. Она уже проиграла, Карсевиль. Будь у нее хоть немного совести, она бы подала в отставку и укладывала сейчас чемоданы. Вы хотите, чтобы она пребывала здесь в коме?

Лоранс залилась краской. Я встал на ее защиту:

– Она имеет право играть до конца...

– Она проигралась в пух и прах, – запротестовал Шарриак. – С нее нечего больше взять. Все, что она выиграет, если она еще в состоянии что-либо выиграть, пойдет на пополнение наших ресурсов. Но вероятнее всего, она продолжит руководить спустя рукава, а мы будем подсчитывать убытки. Как вы поступаете с трупами? Бальзамируете? А я их сжигаю. Меньше места займут.

Было видно, что эта грубая речь специально предназначена Лоранс. Унижая, Шарриак пытался ее сломить, но она держалась. С каменным лицом, Лоранс делала вид, что дискуссия ее не касается.

Шарриак бросил в нее последний булыжник.

– Признаем ее несостоятельной. А там посмотрим.

– Вот как! – взорвался Мастрони. – И вы покупаете ее дело за символический франк! Бессмыслица! Это предприятие не убыточно. У него нет долгов. Просто изменения в акционерном капитале.

Шарриак на лету подхватил мяч.

– Ничего себе пустяк! Да вы решительно ничего не поняли! Перечитайте инструкцию, Мастрони! Цель игры – добыть деньги. Не важно где и как, любыми способами. Мадам Карре – особа милая и симпатичная. В той жизни я был бы счастлив пригласить ее в ресторан, если бы она доставила мне такое удовольствие, и поболтать с ней. Здесь же мне с ней нечего делать!

Возмущенному Мастрони не удавалось сохранять спокойствие.

– Любыми способами? А почему вы не ввозите наркотики?

– Кто вам сказал, что я ими не занимаюсь? Через десять лет это будет легальный бизнес. Наркотики, уважаемый господин Мастрони, – это пять процентов мировой экономики. Нельзя пренебрегать пятью процентами торгового оборота всей планеты только потому, что ФБР решило: алкоголь – это хорошо, а наркотики – нет. Если есть рынок наркотиков, значит, когда-нибудь они займут свое место. А рынок есть. Запрет не продержится и двадцати лет. Ополчись на них все сыщики мира, наркотики не остановить. Это вопрос времени...

– Сменим тему, – прервал я его. – Нам начинают надоедать ваши разглагольствования. Я требую перейти к голосованию.

– Я отвечаю вашему оруженосцу, – возразил Шарриак. – Это он завел разговор. Голосуйте на здоровье, если вы в это верите. У меня минимальная возможность блокировать, но могу вас парализовать, результат будет тот же самый. Послушайте, Карсевиль, не будем же мы сидеть тут всю ночь. Делаю последнее предложение: Шаламона в президенты, а вы и я – вице-президенты, если уж вам так хочется сохранить эту лавочку.

– Будем голосовать, – повторил я упрямо.

Шарриак встал:

– Без меня. Вы думаете о деле или о романе в фотографиях с розовой водичкой? Надеюсь, вы пригласите меня на свадебный пир. Я так вам напакощу, что вы не уснете. – Идя к двери, он остановился перед Лоранс. – Скажите правду, мадам Карре: мой крем после бритья вам никогда не нравился, а? Я так и знал. Хотел поменять его, да забыл.