Глава 10

Памятник Александру II был свидетелем многих бурных исторических событий, которые происходили на главной площади Финляндии – Сенатской. Бронзовый царь видел полчища лихих казаков во «время гонений» и русификации, парад победы белогвардейских мясников, марш крестьян-лапуасцев, массовые послевоенные демонстрации красных, городские новогодние празднования морозными ночами. Он был свидетелем того, как безутешных пленников свозили в крепость Суоменлинна [5] и как в новое время там же буйствовал народ на праздник Ваппу [6]. Но еще никогда Александр не оказывался в окружении самоубийц.

Бронзовый монумент удивлялся: в старину при нем царские казаки расправлялись с народом, если тот роптал на несчастья и был непокорен. А сегодня народ сам накладывал на себя руки. Вокруг задумчивого властителя стояло двадцать похмельных самоубийц. Бледные люди требовали от полковника Кемпайнена, чтобы тот нашел выход из запутанной ситуации.

– Нам надо немедленно покинуть город, – решил полковник.

Он приказал Релонену заказать автобус и проследить, чтобы уже через час все было готово. Релонен ушел искать автобус, а полковник и проректор Пуусари через Рыночную площадь повели толпу своих несчастных подопечных завтракать в любимый ресторан поэтов «Каппели», что на Эспланаде.

– Ешьте хорошенько – немножко хоть оживете, – подбадривала вялую группу проректор Пуусари.

Тут же сновал и Сеппо Сорьонен. Когда полковник спросил, что делает в их группе самоубийц фальшиво веселый официант, Сорьонен ответил, что просто хочет помочь. Он рассказал, что пару лет состоял в гражданском браке с психологом и за это время успел основательно освоиться в лабиринтах человеческого сознания. Сорьонен заверил, что сможет утешить несчастных воинов полковника. Проректор Пуусари решила, что луч света этой мрачной компании не повредит. Можно взять его с собой, лишь бы не добавил хлопот. Полковник уступил. Через час вернулся Релонен и объявил, что автобус ждет на площади. Можно отправляться. Те, кто ночевал в отеле, пошли расплачиваться и забирать чемоданы. Жители Хельсинки отправились за вещами домой. У двоих, по их собственным словам, не было никакого имущества, за которым стоило бы идти домой. Одним из таких оказался официант Сорьонен. В Тиккуриле заехали в бассейн. Полковник предложил желающим сходить в сауну и искупаться. Автобус будет ждать их сорок пять минут. Все участники ночной газовой экспедиции с радостью воспользовались возможностью «очиститься». Тройка руководителей осталась в автобусе. Полковник устало произнес:

– Ну вот, теперь и правда у меня под командованием настоящее войско… Зря я не повесился тогда на Ивана Купалу.

Релонен, однако, видел и положительные стороны предприятия:

– Не бери в голову, Герман. Вполне приятные люди, и проблемы у них такие же, как у нас. Мы ведь тоже в первый раз не смогли. А теперь у нас и деньги есть, больше ста двадцати тысяч марок. Справимся.

Проректор Пуусари поинтересовалась, куда они держат путь. Водитель автобуса тоже уже пару раз спрашивал об этом. Полковник ответил, что для начала они поедут по третьей трассе на север. Более точно место назначения он пока определить не мог. Самоубийцы вернулись из бассейна. От них веяло свежестью, они были бодры и выглядели как новенькие. Кто-то даже попытался пошутить, пока не вспомнил о событиях прошлой ночи. Снова пустились в путь. Пару часов ехали наобум в северном направлении. Миновали городки Ярвенпяа, Керава, Хювинкяа и Рийхимяки. В Хямеенлинне сделали остановку.

Устроив перекур за автобусом, полковник столкнулся с водителем, который снова стал выпытывать, куда они едут. Полковник проворчал, что и сам не знает. Он считал, что сейчас важно движение, а не его цель. Шоферу пришлось довольствоваться этим. Из Хямеенлинна бесцельный путь шел дальше на север. Проректор Пуусари решила заскочить домой, ведь они ехали в направлении Тоялы. Это же не займет много времени? Хелена хотела взять в дорогу кое-что из личных вещей. В Тояле проректора высадили у дверей ее дома. Пока она собиралась, полковник отвел остальных на обед в местную забегаловку. В меню было мясо с укропом и свиные котлеты, но так как народу было больше двадцати человек, мяса с укропом на всех желающих не хватило. Что оставалось делать? Съели свинину. Народ пил воду и кефир, только полковник заказал себе пиво. Обед для проректора Пуусари взяли с собой. Снова двинулись в путь. На сей раз взяли курс на запад, и автобус поехал в сторону города Урьяла. Некоторым путешественникам не очень понравилось, что автобус изменил курс, но полковник ответил, что ему надоело весь день ехать в одном направлении. А Урьяла – хорошее место, ничем не хуже любого другого. Кто-то предложил поехать сразу в Северную Норвегию, на самый Нордкап. Такое прекрасное лето, хорошо было бы заодно немного развлечься и попутешествовать. Стали всерьез обсуждать эту идею. Отличная возможность наконец-то как следует повеселиться! Сколько можно пережевывать грустные моменты и скорбеть о своей жалкой судьбе? Оленевод Уула Лисманки горячо поддержал мысль поехать в самый северный уголок Европы. Он расхваливал природу Нордкапа, где был летом 1972 года с саамской делегацией Северного калотта [7]. Среди членов делегации был и губернатор шведского Норрботтена – Рангар Лассинантти. Приятный человек, несмотря на то, что шведяга и аристократишка. Ночью в отеле Лассинантти вызвал Уулу на поединок, два часа они боролись прямо в холле гостиницы. Лассинантти победил. Уула нахваливал мыс Нордкап, говоря, что это один из самых известных мысов в мире, не менее знаменитый, чем мыс Горн, который находится где-то на юге американского материка. Народ принялся серьезно обсуждать Нордкап. Многие поддержали идею, особенно после того, как кто-то придумал ехать до самого океана и сброситься вместе с автобусом прямо в бурные волны. Если верить Ууле, на Нордкапе легко будет покончить с собой: там высокие и крутые прибрежные скалы, а дорога идет по самому их краю. Можно будет разогнать автобус и с треском вылететь за ограждения в пустоту! Уула Лисманки предполагал, что сам он вряд ли примет участие в последнем пике, ведь он, если честно никогда не думал о самоубийстве и попал сюда совершенно случайно. Все удивились: почему же тогда Уула поехал с ними? Неужели его не тяготит их мрачное общество? И как вообще можно было участвовать в семинаре самоубийц, если всем сердцем не поддерживаешь эту идею? Жажда жизни оленевода вызвала среди путешественников тихое недовольство. Конформистские взгляды официанта Сеппо Сорьонена тоже многих отталкивали. Его считали слишком легкомысленным. Уула Лисманки признался, что на объявление в газете ответил от его имени старик сосед, контрабандист и оленекрад Овла Ахтунги, любитель зло подшутить. Может быть, Овла просто мстил Ууле за подобную выходку. Несколько лет назад Уула смеха ради записал бабушку Овлы на северные игры саамских земель «Мисс Саами», который проходит в Тронхейме, в Норвегии. Бабушка уже было собралась в путь-дорогу, но перед самым началом игр заболела соплями, вот и не вышло поучаствовать. Когда же через некоторое время Ууле пришло от полковника приглашение на семинар, он подумал: почему бы, собственно, и не поехать? Последний раз оленевод был в Хельсинки в 1959 году, а с тех пор прошло уже три десятка лет. Он давно искал повод для поездки в столицу, и вот он тут как тут. Уула взял с собой немного денег, несколько сотен тысяч, и вылетел из Ивало в Хельсинки.

– Послушал я эти ваши разговоры в «Певчих» и вижу – серьезные, черт возьми, ребята собрались. Погляжу, думаю, как это у них выйдет-то. Вообще бомба, не пожалел, что приехал.

Но с собственной смертью Уула все-таки хотел разобраться самостоятельно. Он готов, конечно, всерьез подумать и над общей идеей. Забавно было бы убить себя, ведь мир – не то чтобы очень приятное место. Уула снова принялся расписывать пейзажи Нордкапа, и, по его словам, они идеально подходили для запланированного самоубийства. Оленевод клялся, что если их «лайнер» на скорости сто километров в час рухнет с края скалы в волны Северного Ледовитого океана, то пролетит еще, по крайней мере, полкилометра, такие там высокие скалы. Уула не давал потенциальным самоубийцам ни малейшего шанса спастись. Все решили, что это очень полезная информация. В Урьяле шофер заехал на заправку и залил в бак пару сотен литров дизельного топлива. Потом он зашел в кафе, куда-то позвонил, выпил кофе и расплатился за бензин. Вернувшись в автобус, он взял микрофон и безапелляционно заявил, что лично он ни в какую Северную Норвегию не поедет.

– Вы абсолютно невменяемые пассажиры. Я возвращаюсь в Хельсинки и уже сообщил об этом хозяину. Он велел мне ехать домой. В Финляндии ни один водитель не обязан возить сумасшедших.

Шофер стоял на своем, не обращая никакого внимания на строгие приказы полковника. Он ни на метр не сдвинется в сторону севера. Пусть не рассчитывают на поездку к морю. У него семья, да и строительство дома в самом разгаре. Завтра начнут отливать цоколь. Никакого Нордкапа. Оставалось одно – уговорить шофера на какой-то более приятный маршрут. Решили повернуть на восток, к Хумалаярви. С огромным трудом удалось убедить водителя поехать на дачу к Релонену. Шофер подробно расспросил, насколько высоки берега у Хумалаярви и как далеко от берега проходит дорога. Автобус дорогой, и он за него в ответе.

Глава 11

В Урьяле закупили еды на несколько дней. Проректор Пуусари приобрела большие кастрюли и сковородки – на даче в Хумалаярви не было вместительной посуды, чтобы накормить всю ораву. Еще купили одноразовые стаканчики, тарелки и бумажные скатерти. Усталые самоубийцы дремали в просторном автобусе, который вел ворчливый и злой шофер. Официант на побегушках Сеппо Сорьонен, напротив, был весел и бодр, он то и дело предлагал попутчикам взглянуть на живописные пейзажи Хяме, которые были особенно великолепны в лучах вечернего летнего солнца. Сорьонен превозносил красоты природы, восхищаясь полями, тянувшимися вдоль дороги, сосняками, темными еловыми лесами, то тут, то там мелькавшими лесными озерцами и плесами, заманчиво переливавшимися темно-синим. Они словно ждали, маня пловцов в свои нежные объятия. Официант считал, что думать о самоубийстве в такой прекрасной стране – большой грех. Но даже красота природы не пробудила в угрюмых путешественниках жажду жизни, и Сорьонена вскоре попросили закрыть рот. В Хумалаярви приехали только под вечер. Группа самоубийц разбрелась по берегу и прибрежным лесам, чтобы получше ознакомиться с местом. Кто-то нашел в озере початую бутылку водки. Женщины расположились в доме, а мужчины во дворе. Уула Лисманки взял на себя заботы о лагере: вместе с другими мужиками они натаскали из сарая дрова и разожгли во дворе костер. Из ближайшего лесочка по указанию Уулы приволокли ветки для навеса. Лагерь получился очень уютный, сразу было видно, что строительством руководил профессионал. Уула, правда, жалел, что ему не разрешили свалить сухую сосну во дворе, – славный бы получился костер. Но он понимал, что в южных землях, где кругом одни дачи, не больно-то заночуешь у костра, как в свободной северной глуши. Уула подвесил над огнем кофейник, устроил в прибрежном холме «земляную печь», а вместо крышки приспособил вырытую во дворе сланцевую плиту. Сверху поставили десятилитровую кастрюлю, в которой женщины сварили суп с сосисками. В колодец опустили охлаждаться пару упаковок с пивом. Минувшие сутки были тяжелы и богаты событиями, поэтому, отведав супа, группа отправилась спать. Полковник Кемпайнен поехал с непокорным шофером в Хельсинки, наказав всем слушаться Релонена и Пуусари, пока сам он не вернется на своей машине. Кемпайнен взял с собой пожертвования, оставив часть денег на покупку продуктов, и сказал, что положит основную сумму в банк. Перед отъездом полковник еще раз предупредил, чтобы никто даже не пытался совершить самоубийство в его отсутствие. Запрещено было также самостоятельно отправляться на Нордкап. Кемпайнену надоело самоуправство.