– У всех троих вырезаны глаза. Пробиты отверткой уши. Перерезано горло, от уха до уха. И разрезаны ладони, крест-накрест.
– Он делает их немыми. Они не могут видеть, слышать, говорить. Но почему ладони?..
Родион смотрит на тело тяжелым взглядом, словно в оторопи.
– Родион?..
– Я… где-то видел… Что еще там было?
Антоныч выкладывает на стол прозрачные пакеты с уликами и короткими записками на бумажных листках – когда и где изъято, номер дела. Меглин берет пакет с заляпанной кровью детской игрушкой и морщится, как от удара током, на мгновение оказавшись в прошлом – где струя крови падает на стену и свет лампы отражается в широком лезвии кухонного ножа. А в настоящем Есеня вдруг находит среди улик пакет с дешевой «Нокией». Смотрит на Меглина.
– Такой же был у Жени…
Она надевает перчатки, достает телефон из пакета, рассматривает. На задней стенке – царапины.
– Это не их телефон. Здесь пин-код.
– Мало ли, чтоб не забыть…
– Четыре единицы? Я думаю, он оставил его нарочно. Для нас.
– Включи.
Есеня включает телефон и сует себе в карман.
– Что еще есть? Колись, Антоныч, я же вижу, припас…
– Они снимали. Видео. В доме.
Меглин кивает. Покопавшись в компьютере, Антоныч запускает запись. Пока Есеня и Меглин поглощены записью, Антоныч открывает свой стол. Быстро находит в нем что-то маленькое по размеру, меньше спичечного коробка. И прячет в карман. Смотрит на куртку Есени, которую она сбросила и повесила на стул рядом с ним.
Две машины полиции едут по дороге. В передней – Худой. Он смотрит на дорожный указатель, установленный на краю дороги рядом с брошенной машиной таксиста и показывающий куда-то в поле. На указателе, поверх букв широкими аэро-зольными мазками – ТМНП. Худой смотрит на карандаш. Самарин рядом с ним.
– Такое уже было?
– Андриевич, два года назад… Родион Меглин. Главные хиты. Лучшее, любимое, только для вас… Зачем он повторяет все? По новой?
Самарин пожимает плечами. У него нет ответа, перебирает варианты.