– …кацдый год одно и цо щче…

– …а раз цы главный, цо и оцвечай!

– …издревле заведено, цобы домовой при дому цыл…

– …а хде он, дом?

Наконец, резким кашлем прекращая общий гомон, заговорил сидящий во главе стола:

– Цасцо слысцу я, мол, пора на покой. Не справляюсь, мол… Да я щци разви процив?! Я обеимя рукамя за! Наце берицэ власць хоц сейцас! И сами поцом выслуцывайцэ воц эцо всё! А я посмоцрю, как вы справицесь… Буццо я не знаю, какие у нас с вами беды… С кацдым годом бездомных домовых всё больцэ и больцэ. Люди бросаюц дома, в город едуц. И не оц голода бегуц, а цак… Оц скуки… Скуцно им цуц, кульцуры нец! А хде я возьму им эцу кульцуру? Я старцый домовой, а не минисцр кульцуры! За целовецью полицыку я не в оцвеце… У меня вон из всей кульцуры цолька эцоц Дом и есць! Цак цццо ущц и не домовой я никакой, а кульцоровой… Цьфу цы!

Со всех сторон послышались горестные вздохи. Грустно стало даже Розе, не знакомой до этого с проблемой бездомных домовых.

За маленькой дверцей кто-то тоненьким голоском запел на манер колыбельной:

– Сцануць слёзы комом в хорле – удерьжи их, убеди…

– Это горюсцко – не горе, горе будець впереди, – затянул второй, всхлипнув посреди строчки.

– Приструни себя позёстце, поховорку призови – хоросцо-то наживёсси, ты, брац, худо поживи…

Сводный хор домовых и кикимор (а это были именно они) пел до того душевно, что Роза чуть не прослезилась. Она хотела было устроиться поудобнее, чтобы послушать ещё, но неловко надавила плечом на дверцу, и та заскрипела… Хор вмиг замолк.

– Хцо здесь? – просипел угрожающе старший домовой.

– Шпиён эца, – услужливо подсказала ему ближайшая кикимора и захихикала.

– Хвацай его, ребяцы! – заревел старший. Он запрыгнул на стол и взмахнул над головой чьей-то обглоданной костью. Кость полетела в направлении Розы и тяжело ударилась о стену. Роза непроизвольно зажмурилась, а когда открыла глаза и снова глянула в щель, домовые и кикиморы уже неслись к дверце всей толпой, улюлюкая и размахивая подручным оружием…

Никогда ещё Роза не бегала так быстро! С приставной лестницы она просто слетела, ломая хрупкие перекладины. Но ни это, ни стул, которым Роза подперла дверцу, не задержали надолго одичавших домовых. Они перепрыгивали друг через друга, подскакивали чуть не до потолка, как резиновые мячики, и истерично визжали:

– Лови!

– Хвацай!

– Зубами рви!

– Йу-у-у!