Конечно, как только Интернационал выказал свое могущество, им постарались овладеть политики. Пользуясь войною 1870-71 года и разгромом рабочих классов и Интернационала во Франции и Испании, радикалы, а также социалисты политического воспитания старались повернуть деятельность Интернационала так, чтобы из него создать опору для политической, парламентской партии, стремящейся водворить со временем государственный коллективизм (т. е., в сущности, капитализм государственный), а пока слегка ограничивать капиталистическую эксплуатацию путем законодательства. На этом произошел, как известно, раскол, и Интернационал, против которого соединились также и все правительства, мало-помалу распался.
В Германии, а затем и в Италии и во Франции создались тогда, под названием социал-демократии, партии, сложившиеся, с одной стороны, из политической демократии, а с другой - из социалистов. В Германии, в особенности, такая партия достигла сильного развития.
Замечательно, однако, что несмотря на все избирательные успехи социал-демократии, рабочие во всей Европе, и даже в Германии, все-таки не отказывались от мысли, что помимо социал-демократии -представлявшей политическую, а потому самому смешанную партию, необходимо развить независимую чисто рабочую организацию, и эта организация, слагаясь из профессиональных рабочих союзов (по ремеслам), все время стремилась повсеместно к прямому международному объединению рабочих по ремеслам, - опять-таки вне всяких парламентских партий. Идея Интернационала, таким образом, продолжала жить и живет по сию пору в Европе, по крайней мере на континенте.
Социал-демократия, стремясь объединить все рабочее движение в продолжение последних тридцати пяти лет - почти полвека - упорно стремилась овладеть рабочими организациями, возникавшими в Европе для чисто экономической борьбы, и обратить их в организации политические.
Начиная с конгрессов Интернационала, продолжая затем Гентским социалистическим конгрессом 1877 г. и позднейшими социалистическими конгрессами, такие попытки овладеть рабочим движением не прекращались. Одно время в Германии велась даже война против стачек, причем уверяли рабочих, что они гораздо вернее получат желаемое через законодательство, если перестанут тратить деньги на забастовки, а будут отдавать их на парламентские выборы.
Несмотря на тридцатипятилетние усилия, во всех странах создались, однако, мало-помалу обширные профессиональные рабочие организации, стоящие вне всяких политических, парламентских партий. В Испании, а вслед затем во Франции (в 1883 г., когда закон, запрещавший союзы, был отменен) и в Италии создались могучие рабочие союзы, совершенно независимые от социал-политиков, и за последние годы даже в Германии создался рабочий союз, насчитывающий свыше миллиона членов, в котором социал-демократы, несмотря на все свои усилия, не могли достичь владычества. Наконец, за последние годы рабочие союзы, особенно в Испании, во Французской Швейцарии, в Италии, во Франции, в Голландии, выступили вперед, как революционная сила.
L’action directe, т. е. прямое воздействие стачкой, бойкотом, «худой работой за худую плату», и в случае нужды местью, стало боевым кличем значительной части французских синдикатов (рабочих союзов). Кроме того, на последнем конгрессе они постановили всеобщую стачку 1-го мая будущего 1906 года своею ближайшею целью. Всеобщая стачка, говорят они, приведет, вероятно, к революции и позволит, таким образом, начать революцию не из-за вопроса о чьей-нибудь диктатуре и не из-за вопроса о выборах, а из-за экономического вопроса. Пусть всеобщая стачка послужит объявлением войны рабочих против всех эксплуататоров. -«Если вы не хотите наших условий, так убирайтесь вон. Мы сумеем вести промышленность и без вас!» - говорят рабочие.
Вот мысли, распространяющиеся теперь среди рабочих организаций, по мере того как они освобождаются от умственной опеки парламентских политиков.
В этом движении кроется, впрочем, еще другая мысль, а именно, протест против государственного капитализма, на который свели теперь социализм большинство его поборников.
Чего хочет, например, социал-демократическая партия Швейцарии? Она требует, чтобы все железные дороги были выкуплены государством, чтобы частные банки были уничтожены, а банковое дело стало монополиею государства; чтобы частная продажа спиртных напитков была прекращена, и торговля ими стала монополиею государства, подобно почтовому или телеграфному делу, - все это сейчас, в буржуазном государстве, в котором остается буржуазная эксплуатация труда.
Чего требуют, например, социалисты в Англии? - Чтобы государство кормило детей в школах и чтобы назначены были суды, составленные из выборных от хозяев и от рабочих, утвержденных правительством, и чтобы вместо забастовки рабочие обращались к такому суду. Если такой суд решит в пользу хозяев, государство силою должно будет заставить рабочих подчиниться. Все это опять-таки в буржуазном государстве. О праве рабочих на фабрики и заводы они молчат.
И вот, рабочие ужасаются, видя, какая страшная сила создается в руках буржуазного государства. «Государство - вы сами», - говорят им теоретики-законники. Но они этому не верят. Они знают, какую силу в современном государстве имеет буржуазия. - «А что, если государственная власть попадет надолго в руки реакционной буржуазной партии? Что, если, при постоянном увеличении числа буржуазии, прочное большинство на много лет окажется в руках буржуев реакционеров?» В Англии ведь буржуа и полубуржуа почти столько же, сколько и рабочих; ведь на английских буржуа работает весь мир: в Индии, в Китае, в Египте, в Японии, в России; черные, желтые, белые -все работают на английского, голландского и т. д. биржевика и на европейского буржуа вообще. Немудрено, что число их так быстро растет.
Но в таком случае, - разумно ли давать такую страшную силу буржуазному государству, т. е. тем же буржуа, выступающим в роли чиновников?
Возьмите, например, недавние стачки в Италии, где железные дороги -собственность государства и где железнодорожные рабочие получают пенсии от государства, как чиновники. Те из них, которые достигли известного возраста и близки к пенсии, все время становились против рабочей массы, держали уже сторону буржуазии: они изменяли своему сословию. А кроме того, если молодежь объявляла стачку, государство сейчас же объявляло мобилизацию и ставило кочегарами и машинистами солдат, - нередко тех же самых рабочих, но уже «мобилизованных», т. е. одетых в мундиры и распределенных в роты и баталионы.
Государственный социализм, в буржуазном государстве, становится, таким образом , новым средством эксплуатации.
Одним словом, мысль, что коллективизм, т. е., в сущности, государственный капитализм, который теперь рекомендуют социалисты, не представляет еще последнего слова социализма, - эта мысль также несомненно руководит рабочими союзами, когда они складываются в особые организации вне социалистических партий.
Вот почему долг анархиста и каждого вдумчивого социалиста, не считающего себя и свою партию непогрешимыми, - содействовать всеми силами образованию независимых рабочих союзов, как это делал Интернационал, ради защиты интересов рабочего и ради искания ими самими тех форм коммунистического быта, которые смогут удовлетворить потребностям равенства и свободы, зреющим среди рабочих. Не связывать заранее Рабочий Союз социал-демократическою или иною программою должен был бы стремиться всякий, кому дорого будущее развитие социалистического строя, а, наоборот, вселять мысль, что формы социалистического строя должны быть найдены и выработаны самой рабочей массой, вне всяких уступок и сделок, навязываемых ей политиками.
Но, скажут нам, все это хорошо в западной Европе, а не у нас! У нас речь идет о том, чтобы выбиться из крепостного рабства, созданного самодержавием. Сперва освободимся политически - тогда поговорим об экономических отношениях.
В этом лежит самая крупная ошибка людей, воспитавшихся на политической борьбе западной Европы и желающих слепо повторять у нас то, что (при их незнании истории Европы) они считают сущностью западно-европейского развития. Именно потому, что у нас условия иные, нам не следует слепо подражать Германии, или повторять ошибки Франции.
Не «конституцию сперва», или какое там ни на есть монархическое или республиканское учредительное собрание, а потом уже - рабочее законодательство! А прежде всего - экономический переворот, который и создаст новую, соответствующую форму политической жизни. Вот к чему нам надо стремиться.