Вечером, как обычно, Вера замоталась в теплую толстую шаль, свернулась калачиком на диване и включила телевизор. Кошка Зойка тут же прибежала к ней и, удобно разместившись на груди у хозяйки, довольно заурчала.

Вера ненавидела вечер. Именно в это время суток она чувствовала себя наиболее одинокой. За окнами — черное покрывало ночи. Казалось, там, снаружи, ничего нет. Весь окружающий мир словно исчезал в бездонной мрачной пропасти. Когда придет ее час, она тоже уйдет в никуда, чтобы больше не вернуться в этот мир. Может, это и к лучшему…

Слабый скрип разрезал привычную тишину ее жилища. Вера вздрогнула и убавила громкость телевизора до минимума. Кажется, кто-то осторожно передвигался по двору. Почему молчит Дружок? Неужели пес так крепко уснул, что не услышал, не почувствовал чужого присутствия на своей территории?

Девушка поджала колени, больно упершись ими в подбородок, и зажмурилась. Шаги становились все отчетливее. Кошка, бесцеремонно согнанная с насиженного места, выгнулась упругой дугой и зашипела.

— Господи, кто же это?! — отчаянно прошептала Вера, спрыгнула с дивана и понеслась на кухню.

Она схватила огромный разделочный нож и, словно ребенка, прижала его к груди. Прокравшись к входной двери, замерла. Ночной визитер уже топтался на пороге.

— Вера, открой, пожалуйста, — раздался знакомый мужской голос. — Это я, твой сосед Слава. Грустно тут у вас по вечерам. И жутко. Вот я и пришел к тебе. Смотрю, свет в доме горит. Значит, не спишь. Открой, а?

Девушка с облегчением выдохнула. Тут неожиданно ожил Дружок. Его звонкий лай огласил округу, заставив гостя испуганно взвизгнуть:

— Вера, он хочет меня укусить!

— И правильно делает, — проворчала Вера, но все же впустила соседа в дом.

— Какая ты кровожадная, — опасливо покосился Слава на поблескивающее в полумраке лезвие ножа. — Ты всегда так гостей встречаешь?

— Нет, — Вера качнула головой в сторону кухни, жестом приглашая гостя пройти. — Только когда ко мне без приглашения по ночам вламываются.

— Извини, я не хотел тебя напугать, — по-свойски расположившись на колченогом табурете, обворожительно улыбнулся он. — Слушай, а чего ты все время в рот ко мне заглядываешь?

— В рот? — изумилась Вера. — Никуда я не заглядываю. Чего я там не видела.

— Вот и я удивляюсь, — подмигнул он девушке. — Чего ты могла там не видеть. Вроде все то же самое есть и у тебя во рту. И все это богатство, куда краше моего будет. У тебя красивые зубы. Ты знаешь? И, наверняка, очень обаятельная улыбка. Только почему-то ты никогда не улыбаешься. Не понимаю — почему. У такой очаровательной девушки должно быть много поводов для радости.

— Очаровательной? — как завороженная вторила ему Вера. — Какая же я очаровательная?

— А знаешь, в чем твоя главная прелесть?

— И в чем? — опустила она глаза.

— В том, что ты даже не подозреваешь, насколько хороша, — в его голосе появилась заметная хрипотца, и Вера удивленно посмотрела на новоиспеченного соседа.

Его скулы покрыл легкий румянец, руки мелко задрожали, а на шее вздрагивала надутая синяя венка. Вера подумала, что молодой человек сильно нервничает. И расценила это, как проявление нежных чувств к себе. Ей это было знакомо. В седьмом классе ей нравился девятиклассник. Когда она встречала его на перемене, ее тоже бросало в краску, а тело начинало нервно потряхивать.