— И чего он врет?

— Так… все, — пожал тот плечами. — Вот, что он о себе рассказывает? Только честно скажи. Не таи. Я же тебе не чужой.

— Даже и сказать мне тебе, дядь Коль, нечего, — поджала нижнюю губу Вера. — Говорит он много, но все как-то не по делу, словно воду из пустого в порожнее переливает.

— Так ты понастойчивее будь, — посоветовал ей старик. — Не отставай пока не скажет.

— Постараюсь я, дядь Коль, постараюсь, — пообещала Вера. — А теперь ступай, хватит болтать. У меня еще дел по горло.

— Веруш, а двадцаточку не займешь? — заискивающе заглядывая Вере в глаза, тихо спросил он.

Неодобрительно качнув головой, Вера молча просунула в сморщенную ладонь две десятирублевые купюры, приготовленные еще три дня назад на сдачу Машке, но так и не пригодившееся.

Довольно цокнув языком, дядя Коля засеменил по узкой улочке.

Монотонное шуршание, будто кто-то быстро перелистывает книгу, заставило Веру замереть на пороге и прислушаться. Наверное, опять в ее дом пробрался бездомный, лишайный кот, которого девушка иногда подкармливала. Осторожно, на цыпочках она пошла на звук. Шуршание явно доносилось из зала. Волна негодования обожгла ее встревоженный мозг. Сейчас эта котяра обязательно разбудит его любимого Славика, а ведь он так любит поспать!

Девушка хотела было распахнуть сдвинутые шторы, прикрывающие вход в зал, но так и замерла. В узкую щель между гобеленами она отчетливо видела, как сильные руки, за последние три дня ставшие для нее самыми родными руками на свете, нервно пересчитывали огромную пачку долларов. Слава громко сопел и то и дело поглядывал в окно. Вера, как завороженная, наблюдала за его действиями. Постепенно на смену изумлению пришел страх. Прижавшись взмокшей спиной к прохладной стене, она до боли во лбу зажмурила глаза. А ведь она действительно ничего не знает об этом человеке! Он обрушился на ее жизнь, как огромная весенняя сосулька на голову бедного прохожего. Так же резко, со свистом, оглушив и лишив ее способности думать. Как же так? Ведь она всегда отличалась от своих сверстниц здравомыслием. Неужели любовь настолько жестока, что лишает человека разума?

Так же на цыпочках Вера прокралась к выходу, со всей силы хлопнула входной дверью и громко, стараясь придать своему голосу веселую интонацию, спросила:

— Любимый, ты проснулся?

Быстрые шаги и едва уловимый удар закрывающихся створок. Видимо, он спрятал деньги в антресоли. И вновь шаги. Скрипнул диван и из зала донесся недовольный голос:

— Теперь уже проснулся. Чего раскричалась спозоранку?

— Так день на дворе, — одним движением распахнув тяжелые шторы, Вера ввалилась в зал. Счастливая, улыбающаяся, будто секунду назад не тряслась от страха, пропитывая отцову телогрейку собственным потом, обильно выступающим на спине.

— Десять часов только, — лениво приоткрыв один глаз, Слава посмотрел на настенные часы. — Какой же это день?

— В это время все деревенские обедать собираются, — усмехнулась Вера и потянула на себя одеяло, в которое зябко кутался молодой человек. — Половина дневной работы уже переделано. Можно и перекусить.

— Значит, завтракать будем? — игриво поинтересовался Слава и облизнулся, но стянуть с себя одеяло не позволил.

— Мой мальчик успел проголодаться? — деланно удивилась девушка. — Вроде спал, не занимался ничем с утра.

— Так я за ночь сколько энергии потратил, — усмехнулся он. — Или забыла? Так я и напомнить могу.