Деятельность Феодора вызвала недовольство части братии, однако порядок был восстановлен. Затем дядя и племянник отправились в Константинополь, где патриарх Тарасий рукоположил Феодора в иерея. В 794 году, во время тяжелой болезни Платона, монахи выбрали Феодора игуменом обители.

Святой был принципиальным человеком и имел довольно резкий, несговорчивый характер. Эти черты его личности проявились, прежде всего, в период так называемого михианского («прелюбодейного») раскола в Церкви. Его причиной стал второй брак императора Константина VI: в начале 795 года правитель принудил свою супругу Марию Амнийскую постричься в монастыре, чтобы жениться на фрейлине императрицы Ирины — Феодоте. Святой резко выступил против этого брака, тем более что Феодота приходилась ему двоюродной сестрой по отцу. Патриарх Тарасий устранился от проблемы. Но всегда найдется тот, кто поможет обойти закон. Игумен монастыря Кафаров Иосиф, эконом Великой церкви (храма Святой Софии), венчал прелюбодейную чету[242]. Константин пытался обильными дарами успокоить недовольных монахов. Феодота послала в монастырь Саккудион много золота и «ины некия дары», но святой Феодор их не принял. Тогда император, «яростию улютися многою», подвергнул Феодора и его иноков пыткам (их бичевали кнутом), а затем сослал игумена в Фессалонику. Однако мучения ревнителей благочестия были не напрасны. Житие говорит о великой пользе обличения неправды: «…и тако удерживается злоба и отсекается, яве обличена бывши»[243]. Святой смог вернуться в свой монастырь только в 797 году после свержения Константина VI. Игумен Иосиф, «сочетатель прелюбодеев», как его называл Феодор Студит, был запрещен в служении.

В 798 году Феодор стал игуменом Студийского монастыря, самого влиятельного в столице. Игумен ввел в нем общежительный устав, предполагающий обязательный для всех труд, совместные богослужения, общую трапезу, ношение одинаковой одежды и обуви. Монахи занимались рукоделием и ремеслами, чтобы питаться от труда своих рук. «Работайте, — внушал Феодор инокам, — чтобы довольствовать себя, немощных собратий и посторонних, нуждающихся в помощи»[244]. И добавлял сурово: «Мне ненавистен лентяй»[245]. Святой был решительным противником использования рабов и труда наемных рабочих. Поэтому он заботился о том, чтобы монахи могли получить в обители какую-нибудь специальность: они обучались строительному и кузнечному делу, ткачеству, обработке камня и другим ремеслам. Сам игумен переписывал книги и сочинял собственные. На Руси наиболее известным его творением стало «Малое оглашение», состоящее из 134 глав. «От них же, — заметил славянский переводчик, — три Слова на всяку неделю в церквах у нас почитаются воспоминания ради добродетелей, многу ползу в житии нам приносяще»[246].

Когда число братии увеличилось до тысячи человек, игумен ввел в обители должности «чиноначальников» («наставников», «соблюдателей»): они определяли послушания инокам и наблюдали за их исполнением. В обители появились также должности экклисиарха, эконома, келаря, казначея и др. Провинившимся монахам назначались епитимьи (наказания). Инок мог получить епитимью за пропуск богослужения, за оскорбления, нанесенные своим собратьям, за невоздержанность языка и даже за разбитый сосуд. Несмотря на то что все монахи работали не покладая рук, обитель была небогатой. Средств едва хватало на поддержание жизни самой общины и больницы. Игумен учил братию строжайшей экономии и бережливости. «Чада мои, — говорил он в одном из огласительных поучений, — покажите аккуратность во всем, даже в мельчайших делах… Не бросайте зелень, как попало; не давайте гнить овощам, не брезгайте даже лоскутком или каким-либо старым обрезком в пядь (размером в ладонь. — Е. Р.), каков бы он ни был, тем более одеждой… Мало этого… Не бросайте и не жгите попусту ни куска дерева, годного на какую-либо поделку, ни отрезка доски, хотя бы с собачью челюсть. Равным образом пристойно ли хоть малейшее пролитие вина, разбрызгивание масла?.. Да не будет так, ибо в телесном и духовном богатеют с малого»[247]. Житие говорит, что сам игумен не имел личного имущества, но в монастырской «портохранительнице» наравне со всеми получал одежду.

Феодор Студит не благословлял братию покидать монастырь под разными благовидными предлогами, так как общение с миром неизбежно приводило к «слышанию и видению» неполезных вещей. Студийский устав и обычай распространился далеко за пределами Константинополя и стал для многих обителей в разных странах образцовым монастырским уставом.

Тем временем, 31 октября 802 года, к власти в Византии пришел император Никифор I, изгнавший Ирину. По его повелению в 806 году Собор из пятнадцати епископов под председательством патриарха Никифора (патриарх носил то же имя, что и император) снял запрещение с игумена Иосифа, венчавшего императора Константина VI, а Феодора Студита обвинил в расколе Церкви. Житие говорит, что после Собора святой Феодор и его братия стали уклоняться от церковного общения с патриархом. Студиты не посещали литургию в храме Святой Софии, где служил игумен Иосиф. По приказу императора непокорный Студийский монастырь был окружен войсками, а Феодор, его брат и еще двое монахов заключены в монастырь Святого Сергия. Затем святого отправили в ссылку на Принцевы острова близ Константинополя. «Но тут, — говорит современный исследователь, — случилось непредвиденное. Император Никифор, еще не старый человек, блестящий полководец и прекрасный администратор, прочно державший власть в своих руках, оказался первым восточноримским императором со времен Валента (378 г.), павшим в бою с внешним врагом»[248]. Он погиб в июле 811 года в сражении с болгарами во Фракии, а из его черепа победители сделали чашу для вина. Новый правитель Михаил I Рангаве (811–813) вернул святого Феодора и других монахов из ссылки. Злополучный игумен Иосиф был снова извержен из сана. Так закончился михианский раскол. Но Церковь недолго наслаждалась тишиной и миром.

Следующий византийский император Лев V Армянин (813–820), свергнувший Михаила Рангаве, оказался иконоборцем. Он объявил патриарху, что «народ соблазняется относительно почитания икон, и говорит, что из-за этого язычники побеждают ромеев»[249]. По какой-то странной закономерности императоры-иконопочитатели терпели поражения в сражениях с внешними врагами Византии, что вызывало недовольство и ропот в армии. При попустительстве двора солдаты забросали грязью и камнями икону Спасителя над парадными воротами императорского дворца, называемыми Халки (Медные). Лев V приказал снять священный образ. В Рождественский сочельник 814 года патриарх Никифор собрал в патриаршей резиденции 270 епископов, клириков, монахов и мирян. Здесь был и Феодор Студит, а также его брат Иосиф, архиепископ Фессалоники. Все присутствовавшие подписали клятву умереть за веру. После заседания участники собора проследовали в храм Святой Софии и отслужили молебен о ниспровержении замыслов иконоборцев[250]. Тогда император вызвал патриарха и его сподвижников к себе во дворец под предлогом того, что хочет обсудить с ними богословские вопросы почитания икон. Когда дискуссия достигла кульминации, слово взял Феодор Студит. «Не разрушай, — обратился он к императору, — о государь, церковное устроение — ведь сказал апостол: И поставил Бог в Церкви, во-первых, апостолов, во-вторых, пророков, в-третьих, пастырей и учителей (ср. Еф. 4, 11–12 и 1 Кор. 12, 28), а о царях не сказал. Тебе, о государь, вверено устроение государства и войско — о них и заботься, а Церковь оставь пастырям и учителям, согласно апостолу. Если же не захочешь, то если даже ангел с неба будет благовествовать нам извращение нашей веры, и его не послушаем, не то что тебя»[251]. Мысль студийского игумена была сформулирована предельно ясно: император не должен вмешиваться в дела Церкви. После этих слов Лев V пришел в ярость и выгнал всех из «златокрытых» императорских палат. Началась реакция.

Император запретил поклонение иконам, священные образы сжигались и уничтожались, а их почитателей — православных епископов, монахов и мирян — преследовали и подвергали пыткам. Патриарх Никифор был низложен и отправлен в ссылку, его место занял иконоборческий патриарх Феодот. Запугиваниями и посулами император склонил на свою сторону большинство клира. Видя все это, Феодор Студит повелел братии в праздник Входа Господня в Иерусалим обойти крестным ходом обитель. Студиты шли, высоко подняв иконы, и пели: «Пречистому Твоему образу поклоняемся, Благий!»

Этот дерзкий поступок стал известен императору. Он повелел созвать иконоборческий собор, куда Феодор Студит направил свое обличительное послание. Игумена удалили из Константинополя и отправили в ссылку. Несмотря на то что император строжайше запретил святому проповеди и переписку, он повсюду рассылал послания, призывая своих учеников, рассеянных по разным обителям и тюрьмам, быть твердыми в защите святых икон. О себе Феодор говорил: «А еже молчати ми и не учити правей вере (православной вере. — Е. Р.), сие недостоино есть»[252]. Он обращался также за помощью к патриархам Иерусалимскому, Антиохийскому, Александрийскому и к папе Римскому.

Многие сомневающиеся люди посещали святого в темнице, желая услышать его духовный совет. Первое время стражники, проникшиеся симпатией к узнику, допускали их беспрепятственно. Однако затем из-за доноса условия содержания пленников ужесточились. Три года они находились в смрадной темнице среди нечистот, страдая от «блох и прочаго малаго гада». Пленников лишали необходимой одежды, дров для обогрева. Зимой они замерзали от холода, летом изнывали от зноя. Раз в день, да и то не всегда, стражники с ругательствами и издевательствами бросали узникам «укрух хлеба». Раны святого гноились и не заживали. К тому же Феодор сильно страдал от болезни желудка («сырище ему бе нездраво»)[253].

Однажды императору попало в руки обличительное послание игумена. Взбешенный, он отправил в тюрьму, где содержался святой, своего стратига с приказом наказать святого. Феодора избили так, что сломали ему кости, потом оставили лежать на морозе, а был февраль. После этой пытки преподобный 90 дней находился между жизнью и смертью, он едва дышал, не ел и не пил. Его ученик Никола Студит выпросил у стражников ячменный отвар («хулос») и им смачивал язык святого, теплой водой промывал раны больного и обрезал ножом омертвевшие и гноившиеся куски кожи, висевшие на теле. Когда Феодор немного поправился, император повелел перевести его в тюрьму города Смирна (Измир). Весь путь святой прошел пешком, на ночь его ноги забивали в деревянные колодки, чтобы он не убежал. В темнице Смирны святой провел год и восемь месяцев.

В ночь на Рождество 820 года император Лев V был убит заговорщиками в алтаре дворцовой церкви (Житие говорит, что император погиб на том самом месте, где прежде находилась икона Спасителя, то есть в воротах дворца). На престол взошел Михаил II Травл («Заика»), который прекратил гонения и предоставил ссыльным свободу. Однако сам он был противником почитания икон. Епископские кафедры и игуменские посты по-прежнему занимали иконоборцы. Современники тех событий говорили, что «огонь погас, но дым остался», «зима прошла, но не наступала совершенная весна». Святой Феодор обратился с письмом к императору. Он призывал его дать мир Церкви, но не имел успеха. Наконец Михаил II согласился на аудиенцию. К нему явилась делегация православных игуменов и епископов, в их числе был и Феодор Студит. В ответ на пламенные призывы святого восстановить церковную традицию император раздраженно сказал: «Ты имеешь в обычае противиться державной власти»[254]. Он не разрешил святому жить в Студийском монастыре, так как иконопочитание было в столице под запретом. Феодор Студит странствовал, жил в разных местах. Везде его встречали как исповедника и чудотворца. Наконец он обосновался в монастыре на полуострове Святого Трифона напротив Принцевых островов. В последние годы святой страдал от сильных болей: обострилась его хроническая болезнь желудка. Почувствовав близость кончины, игумен причастился Святых Таин, несколько раз повторил инокам свое завещание, назначил преемника и простил всех, находившихся под монастырским запрещением. Феодор Студит преставился 11 ноября 826 года в возрасте 67 лет. Восемнадцать лет спустя, при императоре Михаиле III, восстановившем иконопочитание, нетленное тело святого перенесли в столицу и положили в Студийском монастыре.

Все эти события, описанные в Житии святого Феодора, вспоминались, видимо, старцу Нилу у стен Студийской обители. Но не мог он еще знать тогда, что смута, подобная иконоборческой, уже тлеет в его Отечестве и ему очень скоро придется напомнить русским людям твердые слова Студийского игумена в защиту святых икон.

За свою долгую историю обитель прославилась многими известными подвижниками. В своем сочинении «О мысленном делании» Нил Сорский упомянул и другого студийского монаха — Симеона Благоговейного. Более всего старца Нила восхищало в Житии этого святого то, что жизнь в таком большом и «многочеловечном» городе, как Константинополь, не помешала ему стать великим подвижником. Симеон Благоговейный воспитал великого святого — Симеона Нового Богослова, творения которого преподобный Нил очень любил и часто цитировал в своих сочинениях.

Однако не только прошлое православного Константинополя интересовало паломников Нила и Иннокентия. Они искали в уцелевших монастырях города старцев, опытных в духовной жизни. Монашеская жизнь не была до конца уничтожена завоеванием. В городе и его окрестностях продолжали существовать малые монастыри — скиты. Они и привлекли к себе особенное внимание русских монахов. Все скиты были устроены по одному правилу. Вокруг опытного старца собиралось несколько его учеников — два или три. Каждый монах жил и безмолвствовал наедине, но всегда мог прийти к старцу на исповедь и за духовным советом. У иноков скита не было общих монастырских послушаний. Рукоделием в келье они зарабатывали себе на дневное пропитание, и никакие другие заботы не отвлекали их от молитвы. Жилищем безмолвия назвал преподобный Нил скиты. Такие монастыри показались ему наиболее удобными для спасения.

Пробыв некоторое время в Царьграде, паломники отправились на Афон.