Пустыня Келлий занимала громадную территорию — более 100 квадратных километров. «Если бы в девятом часу (дневное богослужение, посвященное воспоминанию смерти Христа на Кресте; соответствует, по нашему исчислению времени, трем часам дня. — Е. Р.) вы оказались в центре Келлий, вы услышали бы пение псалмов, доносящееся изо всех обителей, и решили бы, что находитесь в Раю», — писал паломник[326]. Средоточием монашеской жизни была «экклесия» — так называлась вся совокупность церковных строений: сама церковь, трапезная и другие помещения. По субботам и воскресеньям на общее богослужение и общую трапезу сюда сходились все монахи. Остальное время они проводили в своих кельях за молитвой и рукоделием. Монахи плели канаты, ткали лен. Современные археологические раскопки показали, что монашеские жилища были рассчитаны на одного, двух или трех насельников; при каждой келье имелись колодец и небольшой сад. За монастырской оградой стояли три пальмы, с которых свисали плети для наказания провинившихся иноков, грабителей и других нарушителей. Здесь же находился странноприимный дом, в котором страннику дозволялось неделю жить «без дела», после чего он получал работу в саду, пекарне или поварне.

На расстоянии суток пути, в 40 милях от Келлий, находился Скит Макария Великого, где подвизались люди большого духовного мужества. Пустыня вокруг была малопригодна для жизни и труднодоступна для посетителей. «Один вид этой страшной местности уже наводил глубокую тоску на душу», — вспоминали паломники, побывавшие там. Даже вода была горька, хоть и пригодна для питья. Дорогу в Скит путники находили по звездам.

В период расцвета в Скиту находились около трех с половиной тысяч монахов, которые распределялись по четырем малым монастырям. В каждом из них была своя церковь. Настоятели (пресвитеры) четырех церквей осуществляли духовное руководство братией и налагали наказания. Высшее руководство Скитом принадлежало собранию старцев. По их выбору из монахов, уважаемых по возрасту и святости жизни, назначался эконом.

Все подвижники, кроме престарелых и больных, содержались трудом своих рук. Рукоделие было очень простым, оно не требовало усиленного труда от людей, изнуренных постом, и не отвлекало ум от молитвы. Трудились не только для дневного пропитания, но и чтобы не пребывать в праздности. Так, инок Павел, не имевший нужды в продаже своих изделий, постоянно плел корзины, а потом их сжигал. Все, что превышало насущные нужды, не одобрялось. Нищета и нестяжание почитались выше многих других добродетелей. Некий монах однажды спросил Макария Великого: «Вот у меня три книги, и сам я получаю от них пользу, и братия получает назидание. Что мне полезнее сделать: оставить их у себя или продать и полученное раздать нищим?» Святой ответил: «Первое хорошо, но нестяжание всего лучше»[327].

Почему старцы Скита придавали такое большое значение нестяжанию? Исаак Скитский говорил: «Чтобы молитва могла быть возносима с должною горячностью и чистотою, необходимо всякую заботу о земных вещах отсечь, отстранить не только попечение о чем-нибудь, но и само воспоминание»[328]. В Скиту принимались приношения от богомольцев, но они уходили на содержание больниц, в которых помещались больные и престарелые иноки. Когда поступало большое пожертвование, устраивались общие монашеские трапезы.

Скитские кельи были так просты, что их сооружали за один день. Археологические исследования, проводившие-ся на территории Скита, позволяют представить повседневную жизнь первых монахов. «Чаще всего монахи выкапывали себе пещеры в рыхлом пласте пород, образующих низкие холмы Скита, или строили кельи из местного камня. В Скитской пустыне воды почти не было, и поэтому колодцы и сады там встречались редко»[329]. В келье было «по крайней мере, две комнаты: в одной монах работал, а в другой молился. В этой домашней часовне находилась на восточной стене ниша с изображением триумфального креста. В некоторых кельях археологи нашли еще ниши для книг»[330].

Все монахи Скита жили в кельях по одному или с учеником. Кельи отстояли друг от друга и от церкви примерно на три-четыре мили, чтобы насельники не видели и не слышали друг друга. Некоторые подвижники кроме основных жилищ имели дальние тайные пещеры. Так, под кельей Макария Великого был прорыт подземный ход, который соединялся с пещерой, располагавшейся за пределами Скита. Этим тайным ходом святой пользовался, когда уставал от посетителей.

Все вместе монахи Скита собирались в церкви только раз в неделю — на воскресную службу, тогда же устраивались общие собрания. Для многих выход в церковь был единственным за всю неделю. Некоторые подвижники не покидали свою келью даже ради церковной службы. Например, Марк-египтянин не выходил из своего жилища 30 лет, к нему приходили священники и причащали его. Святой Моисей, поучая новоначальных иноков, говорил так: «Сиди в своей келье, она научит тебя всему, что тебе должно делать»[331].

Монахи принимали пищу раз в день после девятого часа дня (от восхода солнца), вкушали только хлеб и невареные овощи и фрукты[332]. Варево разрешалось лишь по воскресным дням. Считалось грехом чревоугодия, если кто вкушал вареные овощи в обычные дни. «Если хочешь хлебать похлебку, то ступай в Египет», — говорили в Скиту[333]. Пост ослаблялся или мог быть нарушен только ради гостя. Монахи Скита славились строгостью жизни и духовной мудростью. Древние писатели отмечали, что среди жителей Скита «наблюдалась великая любовь и строгое воздержание, и дар разумения». Скитский патерик, содержащий повести о жизни монахов Скита и их афористичные высказывания, стал настольной книгой для многих поколений монахов.

Одним из знаменитых подвижников Скита был Арсений Великий. Его Житие Нил Сорский переписал в свой сборник. Арсений (около 354–449) принадлежал к сенаторскому сословию и был наставником сыновей императора Феодосия I Аркадия и Гонория. По словам Жития, император выбрал его за то, что он соединял в себе добродетели философа и настоящего христианина. Арсений жил в императорском дворце, носил лучшие одежды, сыновья Феодосия стоя выслушивали его наставления. Однако через некоторое время Арсений был вынужден спешно покинуть императорский двор. Говорили, что он за какую-то провинность так «приложил» Аркадия («дасть ему рану люту своею рукою»), что у наследника престола навсегда осталась отметина на лице. Аркадий затаил злобу и, выбрав момент, приказал своему «мечнику» (оруженосцу) убить Арсения, но тот предупредил царского наставника и посоветовал ему бежать. В эти тревожные дни Арсений услышал небесный голос, который произнес: «Арсение, бежи от человек, и спасен будеши»[334]. Он сел на корабль и отправился в Александрию, где принял монашеский постриг. В 394 году Арсений пришел в Скит. Первым делом монахи решили испытать его смирение. Во время трапезы Арсения не пригласили за общий стол. Он стоял и смотрел в пол. Тогда ему к ногам бросили кусок хлеба, как псу. Он понял этот жест, послушно опустился на четвереньки и съел свой хлеб. Настоятель скита Иоанн Колов в беседе с пресвитерами Скита так отозвался о пришедшем: «Это будет искусный инок». Тогда Арсений получил келью в Скиту.

В самом начале своего пребывания здесь святой услышал с Небес совет, которому неукоснительно следовал всю жизнь: «Арсение, бегай, молчи, умолкни — си бо суть корениа безгрешию»[335]. Если раньше в царских палатах Арсений носил самые дорогие одежды, то теперь, в иночестве, никто хуже его не одевался. Никому из тех, кто не был знаком с историей его жизни, не пришло бы и в голову, что Арсений — бывший придворный философ. Его ученик Даниил вспоминал, что старец «никогда не хотел говорить о каком-либо спорном месте из Писания, хотя и мог, если бы захотел. Даже и письма редко писал. Когда же приходил по временам в церковь, то становился за столбом, чтобы никто не видел его лица и чтобы самому также не смотреть на других»[336].

Все свое время подвижник проводил за рукоделием: плел веревки и делал корзины из пальмовых листьев. Полагалось предварительно вымачивать ветви в воде для того, чтобы они стали более эластичными. Арсений только раз в году менял воду в корыте, и она ужасно пахла. Даниил однажды спросил старца: «Почто не изменяеши воду прутную, понеже смердит». На это Арсений ответил, что он терпит зловоние вместо тех благоуханных ароматов, которыми наслаждался, живя в миру.

Рядом с Арсением всегда лежал платок, которым он вытирал слезы, непрестанно текущие из глаз. Так плакал подвижник от молитвенного умиления и от осознания своих грехов. К концу жизни от постоянного плача у него выпали все ресницы. Вид у Арсения был ангельский, как у праотца Иакова; он имел седую длинную бороду до пояса, был высокого роста, строен, но к старости сгорбился.

Подвижник провел в Скиту более сорока лет, его пустынная келья находилась в 32 поприщах от монастыря, и это спасло ему жизнь во время нападения кочевников на Скит. Покидая монастырь, Арсений Великий со слезами сказал: «Мир погубил Рим, а иноки — Скит»[337]. В 434 году подвижник перебрался в Трою Вавилонскую (в окрестностях современного Каира), где оставался до 444 года. После многих лет отшельничества он снова оказался в миру, поэтому еще внимательнее наблюдал за своими помыслами. Однажды знатная римлянка попросила Арсения поминать ее в своих молитвах. На это подвижник ответил: «Я молю Бога о том, чтобы память о тебе изгладилась из моего сердца»[338]. В конце жизни, в связи с набегами кочевников, Арсений переселился в окрестности Александрии (Житие говорит, что он возвратился в Скит). Когда наступило время кончины, святой призвал учеников и попросил похоронить его. Те в растерянности сказали, что не знают, как совершать чин погребения. Арсений ответил: нет ничего проще, привяжите к моим ногам веревку и волоком оттащите тело в горы, там и оставьте без погребения. И еще строго-настрого наказал: «На суде же Христове стану с вами, аще кому дадите тело мое»[339].

Эти слова великого египетского подвижника Нил Сорский повторил в своем «Завещании».