Я схватил еще нити и продолжил накладывать швы на оставшиеся мышцы. С ними покончено, осталась только шкура. Накладывать швы на коровью шкуру – это почти то же самое, что работать скорняком. Когда я закончил, руки были полностью исколоты, не говоря уже о том порезе скальпелем. Были большие риски подцепить какую-нибудь заразу, ведь коровья кровь смешалась с моей. Я попытался не думать об этом, однако мысль, что в этом районе гулял бруцеллез, все равно немного тревожила. Это реально могло быть проблемой, и у нас поговаривали, что из-за бруцеллеза количество суицидов среди ветврачей и фермеров возросло. Ну и хрен с ним. Весьма вероятно, что бруцеллез у меня уже есть. Это просто издержки профессии, ведь практически невозможно избежать мелких порезов и царапин на руках, когда делаешь операции животным. И потом, я еще был так молод и верил в свою неуязвимость, пусть и ни на чем не основанную.

Шкуру зашил, работу закончил. Сверху шов обработал голубым аэрозолем с антибиотиком – еще один внешний слой защиты, – потом объяснил Симусу и его сыну Сэму, как ухаживать за коровой, пока они пытались покормить теленка. Она уже смогла подняться на ноги и пыталась тыкаться повсюду. То, что ее мама лежала, было очень даже удобно, потому что мы смогли уложить телочку рядом с ней и попытались ее покормить. Хотя и тут надо было дать несколько объяснений.

– А почему корова лежит? – спросил Симус, на что я ответил, что она очень обессилела, ведь ей столько пришлось пережить: травма, потеря крови – все это ее ослабило. Думаю, что многие из нас после такого тоже были бы не прочь посидеть, а скорее всего, полежать. Была еще одна вероятная причина. Эпидуралка, которую я ей вколол, возможно, подействовала сильнее и разошлась дальше по спинномозговой жидкости, так что ее нервы, которые контролируют задние конечности, отключились. Я это тоже объяснил. Лицо Симуса как-то задергалось, и было видно, что он сейчас расплачется.

– Так ее парализовало, что ли? – Он схватился руками за голову, для него такое положение явно было катастрофой. Было видно, что мужчина борется с чувствами и они сейчас вырвутся наружу.

– Послушайте, скорее всего, она просто утомилась. Представьте, через что ей пришлось пройти, вы бы тоже устали после такого, ведь так? – Он неуверенно кивнул. Предваряя дальнейшие вопросы, я решил довести объяснение до конца.

– Эпидуральное действие пройдет через сутки. Пусть теленок сосет, а вы не забывайте маме давать антибиотики и противовоспалительные. Также переворачивайте ее раз в час – нельзя, чтобы она лежала на одном боку все время. Пусть рядом будет побольше корма и воды. Ей нужны теперь калории, и как можно больше. И потом у вас здесь довольно прохладно, найдите какую-нибудь попонку и накройте корову, хорошо?

Симус снова кивнул, он немного успокоился.

Я был вполне уверен, что с коровой будет все в порядке. Отчего ее могло наверняка парализовать, так это если бы мы вытягивали теленка через узкие родовые пути, а мы такого не делали. Я начал собирать вещи. Сложив все инструменты и отнеся их в машину, начал звонить следующему клиенту. Похоже, ночь мне предстояла длинная, но я надеялся, что новый вызов будет проще, хотя никаких гарантий, конечно же, не было. Пока что у меня был только один вызов, но кто знает, что произойдет в следующий момент. Покой нам только снится, он, как мираж, может растаять в любой момент. Есть что-то особенно деморализующее в ситуации, когда гонишься за призрачной целью, и кажется, что вот она, совсем рядом, как тут же она испаряется.

Я побрел к колонке с водой, хорошенько обмыл себя из шланга. Вроде чистый, можно садиться в машину, выпить уже давно остывший кофе, закрыть дверь и ехать на место следующей драмы.

Неделька казалась бесконечной. С момента, когда заступил на дежурство в пятницу вечером, и к утру понедельника я обработал 32 звонка и теперь был разбит в хлам – за все это время ни разу не поспал по-человечески. Теперь оставалось только день продержаться, и тогда – свободен. Ну, свободен завалиться без сознания на кровать, зато хоть отосплюсь. День мне предстояло провести, снимая пробы на туберкулез, зато никакой умственной нагрузки. Вернулся в клинику к обеду, не успел даже что-то положить в рот, как тут же вырубился минут на 20.

К вечеру я только мог констатировать, что был совершенно без сил. О том, чтобы готовить себе ужин, не было и речи, я просто захватил навынос бургер с картошкой фри из местной кафешки. Сижу я перед теликом, жую свой бургер и думаю… Вот я пошел работать сразу после учебы, как и большинство моих сокурсников. В универе мы все постоянно общались, не проходило и недели без какого-нибудь мероприятия, вечеринки или же кейли (традиционные шотландские посиделки с танцами). А какие-то недели выдавались особо бурными: каждый вечер проходил шумно и интересно. Но после окончания университета всех нас разбросало по стране. Многие страдали от одиночества. Одна выпускница, которая закончила на год раньше нас, получила работу на западном побережье Шотландии. В местной клинике работало только два джентльмена предпенсионного возраста, которые в своей практике применяли методы и подходы еще 40-летней давности. Отсутствие нормальной социальной жизни, нехватка поддержки, трудные отношения с коллегами, отчаяние от того, насколько отсталые методы были в ходу в той клинике, вынудили ее сбежать оттуда через месяц, она вернулась в ветколледж, поступила в интернатуру.

Мне относительно повезло: в моей ветклинике было несколько других молодых ветврачей, и мы поддерживали друг друга. Но они были местные, у них была своя жизнь и друзья, а у меня этого не было. Я занимался регулярно бегом, ходил в спортзал, ни на что другое у меня не было свободного времени, а если и было, то я предпочитал отсыпаться после дежурств. То есть я был так занят, что не замечал, насколько был одинок на самом деле. Несомненно, мне не хватало моих друзей.

Я был свидетелем проявлений бесхозяйственности на фермах, куда приезжал с проверками или по вызову, и мне было интересно, а помогаю ли я что-то изменить в таком плохом управлении. По моим прикидкам, почти половины кесаревых сечений, что я делал, можно было избежать. У меня не было сомнений, что краткосрочное планирование выливалось в потерю денег для некоторых наших клиентов. Они пытались экономить на нескольких пенсах, а это выливалось в траты в сотни фунтов. Моя забота была не о деньгах клиентов. В первую очередь меня беспокоило благополучие их животных. Слишком большое поголовье и плохая вентиляция в коровнике – в результате у всего поголовья пневмония. Желание получить крупных телят означает бесконечные операции кесарева сечения. Отсутствие в течение некоторого времени вспышек болезней приводит к тому, что от вакцинации отказываются, что, конечно же, вызывает новые вспышки заболеваемости. Но не в моих силах все это изменить. Почти всегда моя роль была сходна с пожарным – на самый крайний случай. И как пожарный стремится потушить пожар поскорее, так и я не располагал временем, чтобы понять, отчего произошел этот самый пожар. Мне просто надо было срочно его потушить, потому что потом надо мчаться уже на другой вызов. Много я тогда передумал, сидя на диване, и так и заснул с недоеденным бургером в руке, не добравшись до кровати…

А завтра все начнется сначала.