Да, сейчас лучше выпить, чтобы нервы успокоить, и перестать думать, каким бы наиболее изощренным способом изничтожить и Глухого, и Кошатницу, и весь Зверинец.

Еще больше успокаивало Кылю купание в Москве-реке.

Не просто купание, он взял за правило Москву-реку переплывать. И не просто переплывать, а со стограммовой бутылочкой водки в руке, чтобы опустошить ее на противоположном берегу, отдыхая и наслаждаясь сравнительной тишиной. Сюда могли добраться только такие же, как он, пловцы, потому, что и выше и ниже по течению проход к реке был невозможен из-за заборов с колючей проволокой. Вроде бы, Москва — вон они, многоэтажки и краны Западного речного порта, а тут — почти километровая «глухомань».

Потому-то и облюбовала эту глухомань семейка бобров, невесть каким образом сюда добравшаяся. Кыля был поражен, когда, в очередной раз переплыв Москву-реку, увидел поваленную в воду иву, ствол которой невысоко от земли — словно песочные часы. Как опытный охотник, он, конечно же, сообразил, что это проделки бобового племени, а бобров он очень даже уважал. В отличие от Лёхи Леонидыча, который однажды на рыбалке оступился в бобровую тропу, расшиб локоть, да еще и спиннинговую катушку сломал.

Вообще-то Кыли было жалко деревья, но тут уж ничего не поделаешь — матушка Природа разруливала. Впрочем, бобры и не наглели: со временем повалили шесть-семь ив и тополей, соорудили себе подземное жилище и на этом, кажется, утихомирились. Кыля много читал про этих зверьков и не переставал ими восхищаться. Это ж надо — сооружать под землей настоящие многокомнатные квартиры, строить плотины, при этом не враждовать с другими представителями животного мира, питаясь лишь корой и ветками деревьев, травянистыми растениями и, как слышал Кыля, — желудями.

Для Кыли соседство с бобрами оказалось настоящим подарком. Он стал переплывать реку не от случая к случаю, а постоянно, иногда дважды в день. Теперь уже не только с маленькой бутылочкой в одной руке, но и с «букетиком» ивовых веточек, которые наламывал на своем берегу. Гостинец для бобров, который он оставлял рядом с батареей пустых бутылочек, и букетик к следующему посещению глухомани всякий раз исчезал.

Такое продолжалось примерно с месяц. Кыля переплывал реку, обнаруживал новые следы деятельности бобрового племени, оставлял для них букетик, за три приема выпивал в одиночестве сто граммов и — домой. А потом, в один прекрасный вечер, одиночество оказалось нарушено. Из воды у его ног показались сразу три бобровые морды. Носатые, усатые и зубастые, с маленькими прижатыми ушами и черными глазками.

— Привет! — сказал им Кыля, ничуть не испугавшись. — Как жизнь бобровая?

Два грызуна моментально скрылись под водой, третий, поводив носом, выбрался на берег. Он был крупным, размером, наверное, с лайку, только более заматеревшим, что ли. Лапки короткие, между пальцев — перепонки, а позади — хвост, похожий на лопасть весла. И у него был очень красивый, густой, черный с отливом мех.

Некоторое время Колчин и бобр разглядывали друг друга. Потом бобр подошел к букетику ивовых веточек, взял передними лапами одну и принялся ее грызть. Это выглядело так прикольно, что Кыля не отказал себе в улыбке. Вообще-то он был заядлым охотником, и доведись ему, оказавшись с ружьем в руках где-нибудь в Тверской области на берегу какой-нибудь реки-Медведицы увидеть бобра, рука, наверное, не дрогнула бы — выстрелил бы в зверька. А, может, и не выстрелил бы…

Бобр, казалось, читая мысли охотника, оторвался от трапезы и уставился на него подозрительным взглядом. Хотя, какой у бобра может быть взгляд? Подозрительный, благодарный, несчастный, злой? Зверек, он и есть зверек.

— Может, выпьешь, приятель? — спросил Кыля, протягивая зубастому наполовину полную мензурку.

В ответ «приятель» потянул Кыле зажатую в лапе, наполовину обгрызенную ивовую веточку.

— А вот, давай! — ничтоже сумняшеся, он сполз поближе к зверьку и взял веточку. — Вот, давай, сначала я выпью и этой фигней закушу, а потом ты сделаешь то же самое. Выпить на брудершафт, извини, не могу.

Бобр, конечно же, ничего не ответил, но Кыле показалось, что зубастый прекрасно его понял. А черт его знает, может, звери всегда понимают, что им говорят люди. Просто ответить не могут. А если и отвечают, к примеру, как тот же Барсик, своим мяуканьем, так и люди этого понять не могут — не доросли до кошачьего языка. Впрочем, и Кылин соседский Зверинец, тоже его слова не понимал или не хотел понимать. А вы говорите — борбы-кошки-собаки…

Кыля пригубил водку и, вновь протягивая бобру мензурку, как и обещал, вгрызся в горькую ивовую веточку — так себе закуска. Кажется, бобр поступок оценил, потянулся носом к маленькому горлышку, нюхнул и тут же передернулся всем своим заматеревшим телом. Так, бывает, пьяницы передергиваются после принятия очередной дозы алкоголической отравы. Кыле не понравился вкус ивы, «приятелю» не понравился запах водки. Кыля сплюнул горечь, бобр еще немного покрутил головой, затем по-хозяйски собрал весь букетик, притащенный человеком с противоположного берега, и, посмотрев Кыле в глаза, ретировался в реку.

— Покедова, приятель, — сказал на прощание Кыля. — Впредь я буду называть тебя Леонидычем. В честь своего лучшего друга. Который, если говорить правду, бобров ненавидит. Ничего, вдруг проникнется, что его именем, то есть отчеством… Да, какой там — проникнется! Как бы морду мне не набил за такие приколы. С другой стороны, почему бы и не подколоть, сам-то Лёха Леонидыч известный приколист…

В тот раз Кыля был мало того, что после суток и абсолютно не выспавшийся, так еще и хорошенько поддатый. Как еще реку-то переплыл! От берега до берега — побольше длины футбольного поля. Но в этом плане Кыля, хоть и щуплый внешне, был внутренне закаленный — дай бог каждому — не напрасно в погранвойсках на Финской границе служил.

А еще у Николая Колчина было очень хорошо развито воображение. (Время от времени он мог представить себе такую кровищу кингятинскую, что даже не в квадрате, а в кубе покруче выходило — в лес со своими мозгами-сердцем-печенью-почками-конечностями не ходи, да не обидится Кивен наш Стинг).

На следующее утро о встрече с бобрами он даже не вспомнил. Вспомнил днем, когда уже по привычке собрался идти купаться. И вот тут-то ему слегка поплошало. В плане — была ли встреча на самом деле, или просто воображение не на шутку разыгралось?