Я посмотрел на Конлоу, который в ответ на мой взгляд пожал плечами:
— Что ж, адвоката так адвоката.
— Я под арестом?
— Пока нет, — встрял Хансен. — Но если хотите, можно это устроить. В общем, выбирайте: арест или разговор?
Он зыркнул на меня, как это умеют делать копы: властное превосходство вкупе с эдакой фамильярностью.
— Не думаю, что мы с вами до этого встречались, — сказал я. — Я бы наверняка запомнил, чтобы не допустить такого удовольствия впредь.
Конлоу, кашлянув в кулак, отвел глаза на стену. Теперь было видно, кто здесь действительно старший.
— Я здесь недавно, — парировал Хансен, не меняясь в лице, — хотя стаж есть, в основном по крупным городам. В целом что-то вроде вас, так что на вашу репутацию я плевал с высокой башни. Быть может здесь, со всеми вашими боевыми россказнями и кровью на руках, вы вроде как шишка на ровном месте, но лично я невысоко ставлю тех, кто трактует закон на свой лад. Они представляют неполадку в системе, рабочий изъян. Так что в отношении вас я думаю этот изъян исправить. Это первый шаг.
— Ой, как невежливо, — выговорил ему я, — хулить человека в его собственном доме.
— Поэтому мы сейчас из него и уедем, чтобы мне хулить вас дальше где-нибудь в другом месте.
Легким взмахом руки он велел мне встать. От всего его отношения ко мне веяло безмерной презрительностью, и мне не оставалось ничего иного, кроме как принять ее до поры: в противном случае я бы неминуемо вспылил, а мне не хотелось доставлять Хансену удовольствия взять меня в наручники.
Пожав плечами, я поднялся и обул старые кроссовки, которые всегда стояли при кухонной двери.
— Ну ладно, поехали, — сказал я.
— Куда вы так заторопились? Давайте-ка вначале прислонитесь к стенке, — указал Хансен.
— Вы что, шутите? — невольно вспыхнул я.
— Ага. — Хансен ухмыльнулся. — Люблю, знаете, иной раз похохмить. Так же, как и вы. Ну-ка давайте, как учили.
Я расставил ноги и прижался к стене ладонями, а Хансен старательно обхлопал меня сверху донизу. Удостоверившись, что при мне нет опасных предметов, он отошел, и я вслед за ним вышел из дома, а на хвосте у меня — Конлоу и Фредериксон. Бен Ронсон снаружи уже гостеприимно распахнул заднюю дверцу патрульной машины. Тут послышался собачий лай: через поле, отделяющее мой участок от Джонсонов, несся Уолтер. За ним на расстоянии с озабоченным лицом шагал Боб Джонсон. С приближением пса копы вокруг ощутимо напряглись. Ронсон снова потянулся к кобуре.
— Ничего-ничего, — успокоил я. — Он мирный.
Уолтер учуял, что люди во дворе к нему не расположены, и, приостановившись в прорехе меж деревьями, оторачивающими передний двор, остерегающе гавкнул, после чего не спеша затрусил ко мне, повиливая хвостом, но уши прижав к голове. Я оглянулся на Конлоу, который кивнул: дескать, можно. Тогда я подошел к псу и поскреб его по темени.
— Побудь-ка пока у Боба с Шерли, малыш, — сказал я ласково. Уолтер, припав головой к моей груди, прикрыл глаза. Боб, невысокий, расторопного вида старик, стоял сейчас на том месте, где минуту назад притормозил пес. Спрашивать, все ли в порядке, он осмотрительно не стал. Я ухватил Уолтера за ошейник и под пристальным взглядом Хансена отвел к Бобу.